Киноповести

Арестованных вталкивают в грузовик. Заставляют сесть на пол.

Машина уезжает. Вслед ей несутся проклятья.

Мы видим лицо Сергея.

Через борт грузовика он смотрит на бушующую толпу.

…Вдребезги разлетается упавший на пол бокал.

Лакей, очнувшись от воспоминаний, быстро наклоняется и подбирает осколки стекла.

Мы снова во французском ресторане.

— Что с вами сегодня? — говорит лакею, перегнувшись через стойку, месье Борель, хозяин ресторана. — Делаю вам замечание.

За дальним столиком в углу ресторана поднимается огромного роста французский моряк с густыми черными усами.

— Господа! — произносит он раскатистым басом. — Среди нас находятся русские. У них сегодня большой праздник — годовщина революции. Я хочу выпить глоток вина за их здоровье.

В зале поднимается невообразимый шум. Одни посетители бросаются к русским, пожимают им руки, обнимают: другие встают и поднимают свои бокалы.

Месье Борель тоже поднимает стакан вина над стойкой.

Несколько человек, демонстративно отвернувшись, продолжают сидеть на месте.

Французский моряк, держа в одной руке бутылку вина и бокал в другой, вместе с товарищами подходит к столику русских.

— За мир! За дружбу! — поднимая бокалы, отвечают русские.

Все выпивают вино.

— Ну, извините, мы помешали.

— До свидания.

— Привет Москве.

В зале восстанавливается порядок.

Гарсон меняет тарелки.

Генерал достает из портсигара новую папиросу, закуривает.

Сквозь дым папиросы перед нами возникает волнующееся солдатское море. Бурный митинг идет в казарме. Сменяют друг друга ораторы.

Г о л о с  г е н е р а л а. Я помню день, который круто повернул мою жизнь… да и для всей России он стал началом больших событий. Со второго на третье июля в полку всю ночь шли митинги. Солдаты требовали немедленного выступления против Временного правительства. Наши большевики удерживали солдат от неподготовленного выступления, но их не слушали. Послали на «Металлист» за Николаем Игнатьевым, который был уже признанным вожаком заводских рабочих. Страсти накалялись все больше и больше.

— Долой министров-капиталистов! — кричит очередной оратор. — Долой Временное правительство! Товарищи! Керенский восстановил смертную казнь! Керенский посылает солдат умирать за международный капитал!.. Доколе нам терпеть, товарищи! Зачем же мы революцию совершали! Для того сбросили мы одного кровопийцу, чтобы другого посадить себе на шею!

Каждое слово оратора вызывает бурю в наэлектризованной аудитории.

В глубине зала наспех сколоченное возвышение — нечто вроде эстрады, на нем президиум. Среди солдатских гимнастерок в президиуме появляется кожаная тужурка Николая Игнатьева.

Новый оратор вскарабкивается на помост.

— Где обещания временных? Нам посулили землю, где она? Пули — вот что мы имеем вместо земли. Моего отца расстреляли каратели за то, что сеял на помещичьей земле. Вот что творят меньшевики и эсеры. Долой Временное правительство! Вся власть Советам!

— Довольно болтать! — кричит следующий оратор. — Бери пулеметы — и айда в город!..

— Товарищи! Товарищи! — старается перекричать солдат Петренко. — Выступать сейчас еще рано. Мы, большевики, считаем, что время для выступления не настало…

Крики толпы перекрывают голос Петренко. Он все-таки продолжает говорить, безуспешно стараясь быть услышанным.

— Долой! — кричат в толпе солдаты. — Долой!

— Выступать! Долой Временное правительство! Ура-а!

Николай Игнатьев, поняв положение дел, быстро подходит к краю помоста на помощь Петренко.

В дверях появляются рабочие с «Металлиста» и швеи из «Русалки». Они смешиваются с солдатской массой.

Нюша, увидев на трибуне Николая, замирает в дверях.

Николай снимает фуражку, кладет на стол.

Толпа стихает. Николая хотят слушать.

— Товарищи солдаты, — говорит он, — политическую обстановку вы оцениваете правильно. Товарищ Ленин ясно доказал, что Временное правительство защищает буржуазию и является злейшим врагом рабочих, солдат и крестьянства…

Взрыв восторга.

Нюша смотрит на Николая сияющими глазами. Ей нравится каждое его слово, каждое движение. Она любуется им.

Вдруг, приняв решение, Нюша присаживается на подоконник, достает из кармана жакетки листок чистой бумаги, карандаш и начинает писать:

«Письмо пущено от Анны Федоровны Никитиной. С приветом к тебе, дорогой Коленька. Хочу сказать, что люблю тебя больше жизни и ты мой любимый, родной, ненаглядный! Мое счастье, Колюшенька, целую тебя бессчетно раз. Твоя дура Нюшка».

Сложив письмецо и написав на нем «Оратору товарищу Игнатьеву», Нюша пускает его по рукам.

Мелькает над солдатскими головами белый квадратик, подвигается к трибуне.

А настроение толпы резко изменилось. Николаю уже свистят, прерывают его речь выкриками.

— …Но большевики призывают вас к выдержке и спокойствию, — говорит Николай. — Выступать сейчас рано, товарищи!

В ответ ему несутся возмущенные крики:

— Долой! Не желаем слушать!

— Лишить слова! Доло-о-ой! Доло-ой! Доло-ой!