Киноповести

О л ь г а. Ладно, так и быть, можете выдохнуть!..

К о т о в с к и й. От лица командования благодарю за разрешение.

О л ь г а. Помните — лежать неподвижно. Полный покой. Остальное вам скажет настоящий, правильный, старый доктор, когда мы его достанем.

Х а р и т о н о в. Если вы не настоящий доктор, какое же вы имели право раздевать меня, вынимать из меня какие-то куски железа и прослушивать трубкой мои внутренности?.. Может быть, я хотел их сохранить в секрете.

К о т о в с к и й. Ладно-ладно, лежи тихо. Раненым острить вредно. Пойдемте, товарищи.

Котовский, Крешюн и Николаев выходят. И так как-то получается, что Котовский задерживается в соседнем классе, а Николаев и Крешюн проходят в коридор.

Открывается дверь, входит, снимая халат, Ольга.

К о т о в с к и й. Я хочу с вами поговорить.

О л ь г а. Хорошо. Пойдемте вместе.

Спускаются сумерки. Котовский с Ольгой идут по сельской улице.

О л ь г а. Через несколько дней он будет ходить. Важно только сейчас, пока не затянется рана, чтобы он лежал неподвижно… Вот, хотите, на память…

Ольга протягивает руку. На ладони лежит маленький кусочек металла.

К о т о в с к и й. Пуля?..

О л ь г а. Которую я у него только что извлекла…

Теперь пуля лежит на широкой ладони комбрига… Он как бы взвешивает ее.

К о т о в с к и й. Беспартийная вещь… И смерть, и жизнь, и свобода, и рабство — все тут…

Некоторое время идут молча.

Где-то вздохнула гармонь. Прошли деревенские девушки. Выходят из хат отдохнувшие, отоспавшиеся бойцы.

К о т о в с к и й. Теплый вечер.

О л ь г а. Да. Хорошо. Как быстро темнеет…

К о т о в с к и й. Смотрите-ка, какие тучи, — вот видите — там морда с бородой… Видите? Вот лоб, вот нос — какой толстый… А вот темная бородища…

О л ь г а. Да-да, верно. Я вижу. А ниже — там вон, влево, — замок, видите?

К о т о в с к и й. Замка не вижу.

О л ь г а. Да вот — три башенки, видите? Тут деревья и за ними зубцы, видите?.. И дорога вьется… Может быть, ваша дорога…

К о т о в с к и й. Вижу… Кажется, вижу…

Подходят к обрыву.

Горят костры. Бойцы сидят у костров. Поют тихую песню.

Г о л о с а. Вот кончим воевать, подадимся по домам…

— Хорошо тебе «по домам», а мой дом где?

— Нам домой — в Бессарабию.

— Да… Мой, например, дом в Вилково. Там у нас вместо улиц каналы. Выйдешь из дверей и прямо в лодку садишься. На нас из других стран приезжают смотреть. Говорят люди, еще у итальянцев есть вроде нашего Вилкова местечко — Венеция. Там народ тоже, вроде нас, взял манеру в лодках ездить.

Подходят комбриг и Ольга.

Г о л о с а. Добрый вечер, Григорий Иванович…

— Здравствуйте, товарищ комбриг.

— Буна сара…

К о т о в с к и й (останавливается). Буна сара… Наши? Нына оспенит?

Г о л о с а. Астыз… сегодня…

— Григорий Иванович, папущай оне густа?

К о т о в с к и й. Давай-давай… конечно, давай.

Котовскому передают несколько горячих початков кукурузы и соль в тряпочке. Котовский угощает Ольгу. Привычно посыпает кукурузу солью и, быстро вращая початок, обгрызает его. Встает.

У костров поют молдаванскую дойну.

К о т о в с к и й (подсаживаясь к костру). Ну, рассказывайте, как там у нас… как живут… Из Ганчешт никого нету?

К костру подходит Порфирий Папеску.

П о р ф и р и й. Здравствуйте, Григорий Иванович.

К о т о в с к и й. Порфирий!

Вскакивает, обнимает его.

К о т о в с к и й. Порфирий, как я тебя рад видеть! Ну, что там у нас? Кагальник не высох? Течет еще?

П о р ф и р и й. Течет Кагальник, и ясени стоят зеленые, и грабы, и клены шумят на ветру…

К о т о в с к и й. Эх, Ганчешты…

П о р ф и р и й. Наш народ послал меня сюда. Иди, сказали, шукай Котовского. Расскажи ему, как на грабах, на кленах, на ясенях висят наши братья, наши отцы и матери… как по Кагальнику, в водах Быка и Иколя и Ботни, плывут трупы покалеченных детей…

Все молчат… Только звенит над кострами печальная песня — дойна.

П о р ф и р и й. …Вернулся Каракозен с румынскими войсками, с полицией… Кто тронул его землю — того повесили, и мать того повесили… Ты старого Прилуку помнишь?

К о т о в с к и й. Крестный мой…

П о р ф и р и й. Никого у них не оставили. Потом хату сожгли, а у Сердюков…

К о т о в с к и й. Ну, говори…

П о р ф и р и й. Самого расстреляли, а девчата пропали. И моей бедной доченьки нету в живых… Помнишь, она тебе спички давала, когда ты пришел князя палить… (Встает. Зазвучала музыка.) Пришел наш конец. Кто может бежать — бежит через Днестр. Кто слабый, кто больной, кто умирает, те посылают детей своих и говорят: бегите за Днестр, там Советы, там ищите жизнь, там Котовский — наш заступник. Найдите его. Расскажите, как мучают нас, как истязают, как забирают у нас жизнь… Идите, дети, к Котовскому, пусть он знает… он нас освободит, наш отец, наш дорогой заступник… Пусть он хоть на час придет к нам, пусть отомстит за наши жизни.

Котовский слушает стоя. Его взгляд сверкает гневом. Его рука лежит на рукоятке шашки. Вдруг он вырывает шашку из ножен, клинок сверкнул в свете костров.

Тревожный звук трубы прорезал воздух…

…И вот уж мы видим Котовского, а за ним конницу, скачущую к лесу по ночной дороге.

Догорают брошенные костры.