На фильмах Бычковой можно легко наблюдать, как изменилась Россия, и в частности Москва, год за годом отбирая у героев фильмов возможности этой мобильности. В фильме «Еще один год» герои приезжают в Москву из других городов, начинают жизнь с совместной съемной квартиры и, испытав кризис отношений, снова ищут себе место (он — в квартире новой девушки, она — в съемной комнате). Для нее это дауншифтинг, для него — улучшение бытовой ситуации и потеря любви, ибо оба героя прекрасно осознают, что любят друг друга. Женский взгляд на героя довольно критический. Он напоминает, что современный мужчина хуже сопротивляется трудностям и в большей степени конформист. В женском кинематографе констатируется факт: в России мужчины как будто вырождаются, отказываясь демонстрировать силу и благородство. Один бьет героя бутылкой по голове, не желая платить за такси. Другой готов потеплее устроиться рядом с нелюбимой женщиной, поскольку у той есть квартира. Среди мужчин в фильме нет настоящих героев и самопожертвования, что делает ситуацию безнадежнее, а участь влюбленных женщин печальнее. Но если учесть, что показатель среднего возраста мужчин в России самый низкий среди европейских стран, а количество мужчин в России значительно уступает количеству женщин, то симптоматика мужских страхов перед окружающей жизнью имеет под собой основания. Мужчины как будто боятся жить на полную катушку, а женщины сражаются за внимание мужчин и по сравнению с ними выглядят большими борцами.
Этот подъем молодых женщин оказался очевиден как раз в съемочный период фильма — в ходе процесса над Pussy Riot, символизирующего радикальный всплеск российского феминизма и открытое требование молодых женщин получить политический голос в России. На фоне процесса над Pussy Riot, ставшего глобальным медиасобытием, расколовшим российское общество, феминизм Бычковой, конечно же, не демонстрировал никакой политической радикальности, как до сих пор не демонстрирует ее весь российский женский кинематограф. Зависимый от государственных денег и необходимости получать прокатное удостоверение Минкульта, российский кинематограф радикальность демонстрировать не способен. Один из немногих женских радикальных фильмов — «Комбинат Надежда» — так и не вышел в прокат в России, оставшись исключительно фильмом фестивальным. Но если вспомнить слоган второй волны феминизма
Эволюция фильмов Бычковой наглядно показывает, как испаряются из женского кино романтическая эйфория, драйв и инфантильность, поскольку от фильма к фильму герои приближаются к жизненному кризису и тупику. Более детальный показ социальных аспектов жизни в последнем фильме с явным влиянием документальной эстетики тоже говорит об эволюции российского постсоветского кино. Более молодое поколение кинематографистов, начавшее творческую жизнь в конце нулевых (такие как поколение «новых тихих» — Борис Хлебников, Валерия Гай Германика, Алексей Попогребский, Дмитрий Мамулия, Бакур Бакурадзе и другие), в гораздо большей степени ориентировано на эстетику документального кино и «новой драмы», делающую их фильмы социальными высказываниями, очень негромкими в плане политических месседжей, но кричащими о неразрешимости социальных проблем.
Международная фестивальная успешность «новых тихих» повлияла на российский артхаус и даже на арт-мейнстрим, направив усилия более молодых кинематографистов, таких как Наталья Мещанинова или Юрий Быков. Болезненная острота и безусловная депрессивность этих картин стали одним из поводов для резкой негативной реакции Министерства культуры, в последние годы занявшего последовательную позицию по идеологическому переформатированию образа России в современном кино. Патриотизм, героический пафос и апелляция к прошлым российским победам призваны заместить острые размышления о современности. Кино, согласно проекту Министерства культуры, должно демонстрировать, что у России путь победителя. Между тем изоляционистский курс, в дальнейшем поддержанный пандемией, может только отбросить назад кинематограф в России, поскольку ему нужно завоевывать новые площадки проката и продюсирования.