Киносценарии: Нечаянные радости. Светлый ветер. Потусторонние путешествия

— Он совершил на меня нападение, — кричал Гомшот явившемуся по вызову констеблю Уинчу, — в целях подрыва безопасности общества, он пользуется приемами социалистических заговорщиков, которые выдает за чудотворный дар...

— Мы примем меры, сэр, — сказал Уинч, — скандалам и бесчинствам этого Фотерингея пора положить конец.

Вечером Фотерингей встретился с Джесси у входа в концертный зал.

— Я так рада, что вы пришли, — сказала Джесси, — я знаю, что вы не большой любитель музыки, но мне кажется, здесь безопасней всего... Мистер Гомшот обратился в полицию. Вас могут арестовать за нарушение общественного порядка.

— Ничего, Джесси, — сказал Фотерингей, — мы живем в цивилизованном мире, который с каждым днем становится всё цивилизованней... Единственное, что злит людей, — это непонятное и непохожее... Всякий, кто стал на путь волшебства и чудотворения, должен учитывать это... Может, я сам виноват, что меня возненавидели Гомшот, Кокс, Уинч и прочие... Совершенно так же, как собака не укусит или лошадь не ударит копытом, если не разозлить и не испугать их...

— Вы сильно изменились за последние дни, Джордж, — тихо сказала Джесси.

— Может быть, — сказал Фотерингей, — я сам это чувствую...

В зале филармонии ярко горели свечи и музыканты настраивали инструменты.

— Это моя любимая опера, — сказала Джесси, когда они уселись на места, — «Тангейзер» Вагнера... Хотите, я прочту вам содержание?

— Прочтите, — сказал Фотерингей, думая о своем.

— Волшебная гора близ Эйзенаха, — начала с увлечением Джесси, — в таинственном полумраке мелькают группы сирен и наяд. В страстном танце проносятся вакханки... Осень... Пилигримы возвращаются из Рима... И вот еще один пилигрим... С трудом можно узнать в нем Тангейзера. Но страшен приговор, который произнес Римский Папа. Пока не зацветет в его руках посох, Тангейзер будет проклят... Из Варбурга доносится хорал... Это знаменитый хорал в честь Елизаветы...

— Извините, Джесси, — сказал, словно очнувшись, Фотерингей, — пожалуйста, прочтите еще раз это место...

— Насчет хорала? — спросила Джесси.

— Нет, насчет посоха, который расцвел... Впрочем, не надо, я и так понял... Очень интересное чудо... Придумать необычное чудо, ведь это тоже трудно, поверьте, Джесси... Придумать чудо гораздо труднее, чем его совершить... Может, потому так мало среди нас чудотворцев... Я сейчас, Джесси... Я быстро...

И, оставив оторопевшую, растерянную Джесси, Фотерингей вышел из зала. Прозвучали первые аккорды оперы Вагнера «Тангейзер».

Фотерингей терпеливо шел в темноте, ощупывая дорогу зонтиком.

— Это замечательное чудо, — бормотал он, — оно привлекательно и безобидно.

Он воткнул свой зонтик в дерн возле дорожки и приказал:

— Зацвети... — послышался странный шелест. — Какой аромат, — вскричал он и торопливо чиркнул спичкой, — чудо свершилось! Мой зонтик превратился в куст роз... — Вдруг послышались чьи-то шаги. — Назад! — крикнул Фотерингей. Куст быстро понесся назад и сразу же послышался крик и брань подходящего: — Какой болван кидается ветвями шиповника, — закричал кто-то из темноты, — вы оцарапали мне ногу.

— О, черт, — тихо сказал Фотерингей, — надо было сказать: «Прими прежний вид», а я поторопился и сказал: «Назад...» Надо извиниться... Прошу прощения, сэр, — начал было Фотерингей и тут же осекся. К нему подходил констебль Уинч.

— Зачем вы кинули палку? — спросил констебль. — Э, да это тот самый Фотерингей, который наскандалил в зале «Антениум», разбил лампу в «Длинном драконе» и нанёс оскорбление действием мистеру Гомшоту... А сейчас, бросив палку, вы нанесли оскорбление полиции, молодой человек... Вот что вы сделали...

— Видите ли, мистер Уинч, — начал Фотерингей, — я очень жалею, что так вышло. Дело в том...

— Ну, в чем?

— Дело в том, что я сотворил чудо...

— Сотворил чудо... Он сотворил чудо! Скажи пожалуйста! Потеха да и только... Да ведь вы тот самый молодец, который не верит в чудеса. Нет, это опять ваши проклятые фокусы...

— Ну, мне надоели эти преследования и недоверие, — крикнул Фотерингей, которого внезапно охватила ярость, — хватит! Я покажу вам, какие это фокусы! Убирайтесь! Убирайтесь! — И Фотерингей протянул руку вперед в совершенно случайном направлении... В то же мгновение послышался свист, и констебль Уинч исчез. Чиркнув спичкой, Фотерингей увидел, что трава в том месте, где стоял мгновение назад Уинч, дымилась. — Господи, — растерянно сказал Фотерингей, —какая необыкновенная сила. Я никак не думал. Право, нет. Хотелось бы знать, как выглядит место, куда я отправил бедного Уинча.

В праздник, в знойный полдень в Сокольниках, во время гулянья народ наблюдал необычайное явление. Первым его заметили самоварники, которые расположились длинной вереницей прямо на траве, каждая семья вокруг своего самовара, зазывая на чай покупателей.

— Гляди, тятя, чтой-то полетело, — сказала отцу девочка, которая доставала из узла чашки и расставляла их на траве.

— Да где полетело, Марфутка? — спросил отец.

— Известно где, на небе, — сказала Марфутка.