После ужина Джип уснул, а Фотерингею всё не спалось. Сняв пиджак и ботинки, он уселся на постели и начал шепотом, чтобы не разбудить сына, повторять одну и ту же фразу:
— Я вовсе не хотел, чтоб эта проклятая штука опрокинулась.
Он повторил эту фразу раз пять.
— Но если я не хотел, почему же она все-таки опрокинулась?.. Проверим на опыте... Это, конечно, глупость, но проверим... Вот свеча... Надо сосредоточиться и сказать: «Поднимись вверх...»
Свеча поднялась и повисла в воздухе... Она висела до тех пор, пока Фотерингей не открыл рот, чтобы перевести дух... Тогда она с шумом упала на ночной столик, фитиль слабо блеснул и погас.
— Что случилось, папа? — спросил, проснувшись, Джип.
— Спи, — сказал Фотерингей, — просто я случайно уронил свечу...
Фотерингей некоторое время посидел в темноте и, когда Джип опять спокойно задышал, сказал тихо:
— Да, это произошло... Но как, хоть убей, не понимаю... — Он тяжело вздохнул и стал шарить по карманам, отыскивая спички. Там спичек не было, и он стал искать их на ночном столике. — Где бы найти спички? — сказал тихо Фотерингей.— Но ведь со спичками тоже можно творить чудеса... Как это сразу не пришло мне в голову, — он протянул в темноту руку и сказал: — Пусть в этой руке будет спичка...
На ладонь его упало что-то легкое, и пальцы сжали спичку. Он попытался зажечь ее о стол, но безуспешно. Тогда он в сердцах бросил ее на коврик и тут же сказал:
— Пусть она сама загорится.
Спичка загорелась на коврике. Он схватил ее, но она погасла. Тогда он нашел свечу, вставил ее ощупью в подсвечник и сказал:
— Ну, теперь зажгись!
Свеча загорелась, и при свете ее он глянул на себя в зеркало:
— Как же насчет чудес? — спросил он наконец, обращаясь к своему отражению.
Тогда он встал и начал творить чудеса, стараясь при этом не разбудить сына. Он заставил подняться в воздух листок бумаги, он сделал воду в стакане сначала красной, потом зеленой. Он сотворил себе новую зубную щетку, новые резинки для носков вместо прохудившихся старых.
— Какие бы еще чудеса совершить? — сказал он, расхаживая по квартире. —Оказывается, придумать настоящее чудо не так-то просто...
Он услышал, что церковные часы бьют час ночи.
— Жаль, что уже поздно и пора спать, чтобы не опоздать на работу, — сказал он, — можно было бы еще натворить чудес...
Когда он снимал через голову рубашку, его осенило:
— Пусть я буду в постели, — произнес он и очутился в постели, — и в своей ночной рубашке... Нет, в тонкой, мягкой, шерстяной рубашке... Ах! А теперь пусть я спокойно засну!
Утром в конторе Фотерингея ждали неприятности.
— Сэр, — сказал Гомшот, — по своей доброте, граничащей со слабоволием, я простил вам скандал в зале «Антениум», но то, что вы натворили вчера в кабаке «Длинный дракон», превышает всякие пределы моего терпения...
— Сэр, — сказал Бомиш, — я был свидетелем и хочу вас заверить, что хотя Фотерингей и натворил некоторых несуразностей, но значение их сильно преувеличено...
— Оставьте, мистер Бомиш, — сказал Гомшот, — вы и Джесси слишком долго покрывали проделки этого субъекта, и вот он дошел до откровенных проповедей социализма в кабаке и, более того, попытки поджечь коммерческое предприятие...
— Сэр, — сказала Джесси, — я никогда не поверю, что мистер Фотерингей, при его скептических, консервативных взглядах, мог стать на путь анархизма...
— Не поверите, — сказал Гомшот, — а между тем все видели, как он опрокинул горящую лампу, Фотерингей?
— Опрокинул, — сказал Фотерингей, — но я ее опрокинул потому, что не верил в чудеса и не учёл последствий чуда... Теперь же я понимаю, что должен пользоваться своим даром очень осмотрительно... Однако должен заявить, что, вопреки моим прежним убеждениям, я пришел к выводу, что творить чудеса не трудней, чем ездить на велосипеде... А ведь с этой трудностью я справился еще в юношеские годы...
— Вот что, Джордж, — сказал Бомиш, — перестань нас разыгрывать... Ты ведь видишь, что у мистера Гомшота плохое настроение!..
— Но ведь это еще не значит, что он должен ставить под сомнение мой дар творить чудеса, — сказал Фотерингей.
— Что вы говорите, Джордж, — сказала Джесси, — опомнитесь... Мистер Гомшот, по-моему, он не здоров...
— Нет, я здоров, — сказал Фотерингей, — и я вам докажу это...
— Доказывать это вы будете в другом месте, — сказал Гомшот, который сильно побагровел, — у меня вы больше не работаете...
— Тем более, сэр, — сказал Фотерингей. — Я хотел бы доказать, что вас зовут не мистер Гомшот, а мистер Пустая Голова. Если вы ударитесь о стену, мистер Пустая Голова, то издадите звук, будто пустой пивной бочонок ударился о забор.
И вдруг, на глазах у всех, Гомшот подбежал к стене и трижды ударился головой, боднул стену, словно бык, действительно издав при этом звук пустого бочонка. Все оторопели и потеряли дар речи, и в этой тишине Фотерингей собрал свои принадлежности, взял зонтик и вышел. Только после этого Гомшот обрел дар речи и стал звать полицию.