Кинжал Гая Гисборна

— Не до нуля. На такое чудо я не надеюсь.

Было очень непривычно видеть искреннюю улыбку на лице Гая. Это сильно мешало Йовану собраться с мыслями и почему-то вызывало опасение, что всё вокруг не реально, в том числе и он сам. Даже ощупывая своё горло, Йован не был уверен, что чувствует прикосновение. Он положил ладонь на ступеньку — она была шероховатой и прохладной — но всё равно сомневался в истинности своих ощущений.

Как ни странно, тем, кто вывел его из растерянности, стала миссис Мышь. Вышмыгнув из какой-то щели, она снова вознамерилась посидеть на плече и кольнула его острыми коготками. Стоило Йовану увидеть злополучную зверюгу, на него нашла внезапная злость, такая, что её невозможно было сдержать. Он схватил миссис Мышь и яростно швырнул с размаха об пол.

— Драная тварь, сдохни!

Крыса взвизгнула и задёргалась, раскрыв зубастый рот, постепенно наполнявшийся кровью. Вскочив на ноги, Йован одним прыжком подскочил к ней, пнул со всей силы; она отлетела к стене и мягко шмякнулась на паркет. Она больше не пищала, только растопыренные лапки слегка подрагивали, круглые глаза выпучились, чуть ли не вываливаясь наружу.

— Оставь животное! — окрик был проигнорирован.

Посмотрев в одуревший крысиный глаз, он занёс ногу над миссис Мышью и резко наступил на неё. Раздался хруст, под подошвой ясно ощущалось судорожное подёргивание. Йован попятился. Ему казалось, что агония раздавленного тельца всё ещё продолжается, что оно дрожит под ботинком, размазывается по полу, но никак не отлипает. Он почувствовал сильную тошноту и зажал рот рукой, еле справляясь с приступом.

— Хватит, — прозвучал позади жёсткий голос Гая.

— Она это специально, — прошептал Йован. — Клянусь тебе, она хотела меня убить…

Гисборн схватил его за плечи и встряхнул — несильно, но от этого боль в груди стала резче.

— Миссис Мышь — всего лишь крыса. Она не виновата. Сайлас напал на тебя с ножом, на него и должен быть направлен твой гнев.

— Ну, его я не могу раздавить…

— Можешь. Как только мы разгоним по конурам толпу идиотов, я притащу Сайласа, чтобы ты сам его убил.

Перед глазами Йована встало мокрое опухшее лицо этого тщедушного человека, его отвратительные маленькие глазёнки со зрачками, расширенными до такой степени, что радужная оболочка почти не была видна, слюнявый рот, трясущийся подбородок… Больше всего хотелось схватить его за шиворот и засунуть мерзкой физиономией в огонь или ещё что-то жгучее.

— У тебя не найдётся кислоты?

Гисборн фыркнул, но тут же скривился от боли, невольно сжимая кровоточащую рану под самой грудиной.

— Не знал, что в тебе живёт палач.

— Я страшный человек, — пробормотал Йован, осторожно отступая от «места преступления».

Гай оценивающе посмотрел на тело Аманды, смерил взглядом расстояние до двери и вздохнул. Каждое движение ему явно давалось с болью, но всё-таки он неуклюже наклонился и, взяв её за воротник, поволок к выходу.

Когда он открыл дверь, голоса, всё ещё взволнованно шумевшие снаружи, замолкли. Йован не видел происходящего снаружи, но чётко представил, как ошеломлённые люди в ужасе замирают, а потом так же молча пятятся, толкаясь и наступая друг другу на ноги.

Гисборн с усилием швырнул тело за порог, оно тяжело стукнулось о каменную лестницу.

— Конец вашей революции. Любой, кто решит мне противиться, сразу же будет убит. А теперь все разойдитесь по домам.

Судя по всему, жители продолжали стоять. С улицы не доносилось ни звука.

— Живо! Валите отсюда! — рявкнул Гай.

На его голос отозвался Ганнибал, радостно залаяв где-то в уцелевших кустах. Казалось, будто бы именно лай пса, а не угрозы человека, стоящего над мёртвым телом, напугал людей. Никто так ничего и не произнёс, не раздалось ни крика, ни плача. Только топот десятков ног заставил остатки стёкол содрогнуться.

Глава XXVI. Второй шанс

Теперь, когда все агрессивно настроенные жители разбежались, Йован мог безбоязненно подойти к окну. Вид из него открывался непривлекательный: с почерневших кустов осыпались частички сгоревших листьев, пепел ложился на траву, иссушенную и побуревшую от жара, а на заднем плане Гай тащил труп. Волосы Аманды извалялись в пыли, юбка задралась, одна туфля упала с ноги и тотчас же оказалась в зубах Ганнибала, который с возбуждённым повизгиванием гарцевал вокруг. Пёс игриво подскакивал к Гисборну, пытаясь вручить туфлю, чтобы тот бросил её как мячик.

Эта картина показалась Йовану такой забавной, что он расхохотался. Боль в груди усилилась в разы, стала почти нестерпимой, но он не мог прекратить смеяться. В довершение ко всему летающая в воздухе пыль попала ему в горло, превратив смех в кашель, от которого из глаз полились слёзы. Из-за растущей боли он вынужден был опереться на подоконник, усыпанный битым стеклом, задел осколок, вызывающе торчащий из щели, будто имея намерение вонзиться в кого-нибудь на всю длину, и порезал запястье. Глядя на новую кровь, текущую поверх засохшей, Йован захохотал ещё громче.

Так продолжалось несколько минут, пока Гай не вернулся в дом.