Кинжал Гая Гисборна

Он прислушался. Внизу раздавались голоса: Гисборн всё ещё рассказывал, вдова и дети иногда задавали какие-то вопросы, но слов было не разобрать. Йован был уверен, что старушка внимательно ищет подвох в рассказе и жалел, что они с Гаем не успели как следует обговорить детали истории, которая не вызовет у неё подозрений. Впрочем, происшествие было из ряда вон выходящим, и вдова точно должна была засомневаться в действенности своих чар.

Когда ей стало известно, что Гай освободился от её заклятия, то, возможно, не стала ждать и сразу же наложила новое? В таком случае, если убийство Робина было под запретом, вдова догадается об амулетах. А она, при её-то могуществе, точно сможет побороть эту защиту, наскоро сделанную полубессильной нежитью.

Был бы Гай чуть решительнее, можно было бы сбежать, даже не возвращаясь в деревню, и пусть старушка думала бы, что их захватил Робин или сожрали дикие ежи… Но нет, Гисборн методично накручивал и себя, и Йована, уверяя, что вдова знает чуть ли не всё и может достать на другом конце вселенной.

Но теперь оставалось только надеяться, что старушка поверит Гаю, а после — что Гай согласится на побег.

Глава XXIX. Отъезд

Где-то через полчаса Гисборн постучался в комнату.

— И семисот лет не прошло! — недовольно фыркнул Йован. — Заходи. Ну что там? Нас не собираются убивать?

— Разве что нескончаемыми расспросами.

— Думаешь, она ничего не заподозрила?

Гай неопределенно пожал плечами.

— Даже если и так, наши проблемы окончены. Я уверен, что вдова не причинит нам вреда. Когда ты собираешься уезжать?

— Когда мы собираемся уезжать, ты хотел спросить? — с нажимом поправил Йован.

— Я уже говорил, что не покину деревню.

— Каждый из нас временами несёт несусветную чушь — и это был как раз такой случай.

Ничего не ответив, Гисборн подошёл к окну и вперился в даль таким задумчивым взглядом, будто решил податься в супергерои, а первой из пафосных фишек выбрал размышления над городом.

— Ты неправильно стоишь, — хмыкнул Йован. — Спину прямее, расправь плечи и скрести руки на груди. А ещё нужен ветер, чтобы плащ развевался. Только выполнив все условия человек имеет право погружаться в мысли о самопожертвовании.

— Это не самопожертвование.

— Ещё какое! И ладно бы ты кого-то этим спасал, но нет, ты тупо кладёшь себя на алтарь идиотской привычки постоянно страдать.

— Как поэтично, — буркнул Гай, не отворачиваясь от окна.

В дальних домах горел свет. Вряд ли хоть один человек в деревне сейчас спал. Наверняка жители собрались и засели где-то там, сбившись в кучу и держась за руки, как дрейфующие выдры. И тряслись от страха сильнее, чем когда-либо, несмотря на то, что их враг убит.

Йован подошёл к окну и задернул штору прямо перед носом Гая.

— Я познакомлю тебя со столькими видами бухла, что ты даже не сможешь их сосчитать.

Некоторое время Гисборн продолжал философски созерцать закрытую штору и только через пару минут наконец повернулся. На его лице читалась грусть, в кои веки-то раз без примеси раздражения.

«Какие глубокие чувства к алкоголю!» — умилился Йован, представив его рыдающим от переизбытка эмоций у витрины винного магазина.

Гай быстро обвёл глазами комнату и решил, что противоположная стена тоже подойдёт для того, чтобы на неё глубокомысленно смотреть. Эта его манера в стрессовых ситуациях таращиться в сторону начинала сильно подбешивать.

Йован пощёлкал пальцами перед его лицом и наконец удостоился взгляда.

— Бухло, чувак, бухло. А ещё чёрные готические плащи, декоративные и не очень ножи, кино про зомби и куча всего, что тебе понравится.

Вздохнув, Гисборн опустил голову.

— Я хотел бы уехать.

— Совсем не звучит как согласие, — нахмурился Йован. — Вот скажи, что такого ужасного может сделать вдова, что из-за этого стоит запереть себя здесь?

Гай вдруг встрепенулся и резко схватил его за предплечье.

— Отдай оберег.

— Что?

— Отдай оберег, — повторил он, шипя сквозь зубы. — Или сам отберу.

Йован отшатнулся, но крепкая хватка не позволила ему сделать и шагу назад.

— Ни за что! Это самый несправедливый исход из всех возможных! Серьёзно, чел, лучше сдохнуть, чем забыть такие вещи.

Выражение лица Гисборна нисколько не утратило злости. Но пока он не спешил отнимать амулет силой — похоже, такая мера его тоже не слишком радовала.

— Если попробуешь забрать, я аккуратно вырежу из себя твоё сердце и заброшу в какую-нибудь барсучью нору, где ты его и за тысячу лет не найдёшь, — пригрозил Йован. — В жизни я сильнее всего ненавижу три вещи: предательство, тупость и стирание памяти. А ты сейчас собираешься совершить последнее посредством первого, исходящим из второго. Я не слишком сложно выразился?

— Ты не понимаешь, во что намереваешься ввязаться, — было похоже, что Гай прилагает усилия, чтобы не повысить голос. — Если разумные доводы тебя не убеждают…

— Приехали! Парень, который провёл семь веков в лесу, учит меня жизни! Чел, да у меня в мои девятнадцать опыта больше!

— И каков твой опыт в борьбе с колдунами?

— Тонны теории!

— То есть фильмов и глупых книжонок.