Кинжал Клеопатры

Я знал, что вы где-то рядом, и я наконец подтвердил это. Я знаю, кто вы, и к этому времени вы узнаете меня. Вам следовало быть более осторожным, но поскольку вы общались со шлюхами, то получите по заслугам. Без сомнения, вы не хотели, чтобы ваша жена и прелестные дочери узнали об этом, не говоря уже о широкой публике. Я предупреждаю, не позволяйте полиции схватить меня, иначе вы глубоко пожалеете об этом.

Навечно ваш,

Осирис

Дрожащими руками Бирнс открыл нижний ящик своего стола и достал припрятанную там металлическую фляжку с виски. Поднеся ее к губам и ощутив горьковатый привкус металла, он втянул острую коричневую жидкость, наслаждаясь жжением, когда она скользнула по его горлу. Он уставился в окно на нескончаемый поток людей в городе. Инспектор чувствовал личную ответственность за них всех – он верил, что его работа – защищать каждого из своих сограждан, и выполнял свой долг со рвением, редко встречающимся среди его коллег. Это привело его к быстрому продвижению по служебной лестнице, кульминацией которого стало недавнее повышение до начальника отдела детективов. По его мнению, это была самая важная работа в городе, более важная, чем у мэра или любого политика в Таммани-холле. И он был готов использовать практически любые средства для выполнения того, что считал своим долгом.

Бирнс сделал еще один глоток виски. Закрыв глаза, откинулся на спинку стула, позволяя звукам города за окном окутать его. Он невозмутимо воспринял безудержную коррупцию в Нью-Йорке. Если его позиция требовала определенных уступок для политиков, таких как закрывание глаз на вбросы бюллетеней в урны для голосования или получение взяток, то так тому и быть. Он рассматривал вымогательство денег у салунов, торговцев спиртным и публичных домов как «налог на порок», убеждая себя, что это помогает ограничить преступную деятельность. Этот ловкий способ перекладывания вины позволил Бирнсу сохранить свой имидж верного слуги закона и порядка, несмотря на то что он сам значительно выходил за рамки дозволенного с целью собственного обогащения.

Его пальцы сомкнулись на записке, третьей в своем роде. Глубоко вздохнув, он достал из кармана жилета коробок спичек. Зажег одну и поднес письмо над поднимающимся пламенем, которое жадно поглощало его, пока от него не остался лишь обугленный пепел, рассыпанный по его мусорному ведру.

Глава 54

У Фергюсона было минимальное количество предложений по внесению изменений в статью Элизабет, так что она смогла закончить ее к двум часам. У нее осталось достаточно времени, чтобы добраться до дома родителей на Пятой авеню. Поскольку в тот день у ее отца не было дел, которые нужно было рассматривать, ее мать перенесла семейный воскресный ужин на понедельник. Элизабет подозревала, что у Катарины были какие-то свои планы, но она была рада, что ее, по-видимому, простили за вчерашнее отсутствие на ужине. К тому времени, как она ушла из «Геральд», о Фредди никто ничего не слышал, поэтому она попросила Фергюсона телеграфировать ей, как только появятся новости.

Поскольку было еще рано, она заскочила к себе домой переодеться, надев светло-голубое платье с темно-синей отделкой и короткий жакет в тон. Ее волосы были в полном беспорядке, торчали во все стороны из-за сырой погоды, но ей удалось укротить их с помощью обильного применения бандолина, смешанного с розовой водой.

Когда она приехала в особняк на Пятой авеню, в фойе ее встретил аромат жареной баранины и пастернака. Мать встретила ее в дверях – к большому облегчению Элизабет, у Норы был выходной. Она знала, что Катарине хотелось бы иметь больше слуг, чем позволял ее отец, но он считал, что четверых вполне достаточно для того, чтобы заниматься небольшим хозяйством, где их было всего двое. Помимо Норы и повара были судомойка и Финн, молодой швед, которого Катарина любила называть камердинером. Хотя на самом деле он был скорее «полезным человеком», как их называли, который носил дрова, чинил вещи и помогал с другими черными или физически тяжелыми работами. Катарина иногда заставляла его играть роль дворецкого и открывать дверь, когда Нора была недоступна, но, поскольку сегодня гостьей была только Элизабет, она снизошла до того, чтобы самой открыть входную дверь.