Кинжал Клеопатры

Когда принесли еду, Хайрам настоял, чтобы она попробовала его курицу в вине, которое было вкусным, но ее форель с травами была еще вкуснее. Политая маслянистым лимонным соусом и посыпанная петрушкой, зеленым луком, кервелем и эстрагоном, с жареным картофелем и спаржей, она была похожа на рай, который Элизабет могла себе представить.

Утолив первоначальный голод, она откинулась на спинку стула и оглядела уютный интерьер кафе. Настенные газовые бра весело мерцали, чему способствовал свет дюжины или около того свечей на каминной полке, подоконниках и столах. Комната была оформлена во французском фермерском стиле, с белыми кружевными занавесками и букетами сушеной лаванды, перевязанными лентами, в вазах с цветами. На стенах висели сверкающие медные сковородки, рядом с несколькими репродукциями картин мастеров Старого Света – Элизабет узнала Вермеера, Рембрандта и одну из картин Моне «Стога сена».

Ее взгляд упал на Джеймисона как раз в тот момент, когда он поднял глаза от своей тарелки. Их взгляды встретились, и, к ее удивлению, он рассмеялся.

– Я собирался извиниться за то, что был так поглощен едой, но вижу, ваш аппетит не уступает моему.

Он был прав – она съела половину своей порции всего за несколько минут. Элизабет почувствовала, как румянец залил ее щеки.

– Если бы моя мать была здесь, она была бы унижена.

– Ваш секрет со мной в безопасности.

– Она так хотела, чтобы я была больше похожа на нее.

– Самый печальный момент в жизни некоторых людей – это осознание того, что они никогда по-настоящему не изменят другого человека.

– Моя мать еще не достигла такого уровня просветления.

– Я никогда не понимал, почему некоторые родители считают, что должны растить своего ребенка по своему образу и подобию.

– Звучит так, как будто ваши родители избежали этого искушения.

Джеймисон улыбнулся.

– Еще вина? – спросил он, потянувшись за бутылкой.

– Да, пожалуйста. – Она оглядела комнату, которая значительно опустела с тех пор, как они приехали. Официант подавал десерт еще одной паре у камина. – Я подумала, не могли бы мы немного поговорить о моей сестре. Конечно, если вы предпочтете не делать этого, я всецело пойму.

– Я совсем не возражаю, – сказал он, делая глоток вина. Его нефритовые глаза казались темнее в свете свечей, кожа смуглей, а волосы черными как смоль. Цвет его лица был совершенно не похож на ее собственный, что, вероятно, было одной из причин, по которой он ее привлекал.

– Возможно, вы предпочли бы отвлечься от своей работы…

– Должен признаться, я нахожу свою работу настолько увлекательной, что никогда не отрываюсь от нее.

– Это здорово, – сказала она, наматывая салфетку на пальцы, как делал ее отец, когда был поглощен какой-либо проблемой. – У вас есть какие-нибудь идеи, почему моей сестре стало так плохо?

– Не совсем, но я выступал за другой курс лечения.

– Какой?

– Во-первых, отказ от чрезмерной зависимости от седативных средств, о которой я упоминал ранее.

– Я полностью согласна. Но что тогда?

– Думаю, что нам, клиницистам, нужно прилагать больше усилий, чтобы общаться с пациентом, так сказать, проникать к нему в голову.

– Верите ли вы, что сможете убедить других попробовать этот подход?

– Если я смогу достучаться до доктора Смита, я верю, что он выслушает меня. Он – причина, по которой я приехал в Белвью. Я также давно подозревал, что некоторые виды психических расстройств могут иметь генетическую предрасположенность. Конечно, я не один так думаю, хотя в настоящее время известно так мало, что боюсь, новые методы лечения могут принести больше вреда, чем пользы.

– Вы… – Элизабет замешкалась, понимая, что боится ответа.

– Да?

– Вы верите, что ее можно вылечить?

– У меня еще недостаточно опыта в этой области. Но я действительно думаю, что однажды возможно найти более эффективное лечение для таких людей, как она.

Его слова вселили достаточно надежды, чтобы Элизабет почувствовала возобновление своей собственной заботы о здоровье Лоры.

– Я не знаю, как отблагодарить вас за заботу и интерес к состоянию моей сестры, – сказала она, импульсивно положив свою руку на его. Его кожа была теплей и мягче, чем она ожидала. Электрический разряд, который она почувствовала, заставил ее довольно быстро отдернуть руку.

Она пожалела о своем жесте, и теперь между ними возникла неловкость. Он слегка кашлянул и взял меню.

– Что вы скажете насчет десерта?

По правде говоря, она была чрезвычайно сыта, но не хотела, чтобы вечер заканчивался.

– Это было бы чудесно, – сказала она.

– Вам что-нибудь приглянулось?

– Выбирайте сами.

Он заказал малиновый пирог, что-то под названием «Имбирный пирог Лафайет» и два кофе.

Пока они ждали, когда подадут десерт, ее мысли вернулись к недавним убийствам.

– Дам пенни за ваши мысли, – сказал он, когда она замолчала.

– Я не хотела показаться грубой. Я просто не могу перестать удивляться, как ему удается так легко перевозить тела.

– Вы говорите об этой странной серии убийств.

– Да. Конечно, он делает это по ночам, но все же…

– Он мог бы воспользоваться кебом.

– Но тогда возничие были бы свидетелями.

– Он мог бы заплатить им, чтобы они хранили молчание.