Сбежав вниз по лестнице, Элизабет очутилась в подвале здания. Судя по всему, он использовался главным образом для хранения вещей. Ящики из-под пива были сложены рядом с ящиками из-под вина на каменном полу, где также среди прочего хлама валялись обломки досок и сломанный стул. Единственным источником света было маленькое, покрытое коркой грязи окошко под потолком; паутина танцевала на легком ветерке, просачивающемся сквозь его раму.
Едва она добралась до подножия, как Карлотта и двое мужчин последовали за ней. Григорий замыкал шествие, закрыв за собой люк.
– А как насчет остальных? – спросила Элизабет, пока он вытирал грязь с рук.
– Они все очень спешили сбежать через заднюю дверь.
– Как ты узнал об этом месте? – спросила Карлотта.
– Я когда-то работал у Юстуса барменом, – сказал он, зажигая газовое настенное бра. Пламя внезапно вспыхнуло и замерцало, когда он приглушал его. – Мы спускались сюда за припасами.
– Что нам теперь делать? – спросила Карлотта, прислушиваясь к тяжелым шагам на этаже над ними.
Григорий снял кепку и стряхнул с нее пыль.
– Будем ждать.
– Что, если они найдут нас здесь?
Он пожал плечами.
– Тогда нас арестуют.
– Не думаю, что это займет много времени, – сказал Джона. – Как только они затолкают всех в автозак, то уедут.
– Давайте устроимся поудобнее, – сказал Григорий, усаживаясь на один из ящиков со спиртным.
Элизабет отряхнула пыль с крышки пивной бочки и прислонилась к ней.
– Вам не кажется ироничным, что термин «автозак» изначально был оскорблением ирландцев, которых в нем перевозили, но теперь…
– Это они собирают людей в них, – закончила за нее Карлотта.
– Да, – сказала она, немного раздраженная тем, что ее прервали.
– Так вращается история, – заметил Джона. – Угнетенные становятся угнетателями.
– Это правда, – сказал Григорий, – но, как сказал великий Тургенев: «Природа созидает – разрушая».
– Что это означает? – спросила Карлотта.
– Это значит, что мы можем с таким же успехом повеселиться, – сказал Григорий, доставая бутылку вина из одного из ящиков.
– Надеюсь, вы не собираетесь это украсть? – спросила Элизабет.
– Не волнуйтесь – я заплачу Юстусу, когда буду здесь в следующий раз.
– Я позабочусь о том, чтобы он сдержал свое обещание, – добавила Карлотта.
Элизабет поежилась – в подвале было сыро и холодно, так холодно, что пробирало до костей. Вдыхая спертый, затхлый воздух, она думала о долгой горячей ванне, которую примет, когда наконец вернется домой. Встав, обхватила себя руками и прошлась по комнате.
– Тебе холодно? – спросила Карлотта.
– Вам дать мою куртку? – спросил Григорий.
– Со мной все в порядке, спасибо. – Элизабет чувствовала, что принятие его предложения означало бы более тесные отношения, чем она намеревалась развивать. Хотя она восхищалась его активностью, она была не совсем готова тесно общаться с так экстремально политически настроенным мужчиной.
Ее внимание привлек маленький письменный стол в дальнем углу. Он казался менее пыльным, чем другие предметы в комнате. Он был не особенно элегантен, но достаточно прочен и, казалось, недавно отполирован. Охваченная любопытством, она приблизилась, и листок бумаги слетел со стола на пол. Наклонившись, она подняла его. Похоже, это была страница из какой-то бухгалтерской книги. Вверху был жирно выгравирован заголовок: АТА. Ниже были колонки дат с одной стороны и что-то похожее на суммы платежей – с другой, аккуратно выведенные синими чернилами.
Январь – 90
Февраль – 90
Март, 9 – 100
Апрель, 11 – 100
Май 10 – 100
Июнь, 8 – 100
11 июня – 100
10 июля – 110
По-видимому, наблюдался рост в марте и снова в июле. Записи на август не было. Она оглянулась, чтобы посмотреть, заметили ли это остальные, но они были слишком заняты, передавая вино, которое открыл Григорий. Элизабет сунула листок в карман юбки и присоединилась к своим спутникам. Карлотта предложила ей бутылку, но она помотала головой.
– Спасибо, но мне нужно написать статью.
Джона ухмыльнулся.
– Нет покоя грешникам, да?
– Кстати, о грешниках, – сказала Карлотта. – Ты заметила там уродливую рожу Тома Бирнса?
Страх пробежал по животу Элизабет.
– Детектив Бирнс был здесь?
– Разве ты его не видела?
– Зачем самому Бирнсу участвовать в такой операции?
– Я не знаю, – сказал Джона. – Но мне бы не хотелось оказаться на его «третьей ступени».
– Третьей ступени?
– Он использует это для того, чтобы выбивать из подозреваемого все соки.
Элизабет подумала о Кеннете Фергюсоне, съежившемся в сырой, холодной камере в «Томбс». Оставалось только надеяться, что Бирнс был слишком занят налетом на салун, чтобы подвергать ее редактора таким мучениям. Но никто не мог сказать, какие еще катастрофы может таить в себе этот ужасный, кажущийся бесконечным день.
В конце концов Джона был прав – прошло совсем немного времени, прежде чем полиция ретировалась, громыхая сапогами и хлопая дверью. Четверо компаньонов просидели в подвале несколько минут после того, как последний стук лошадиных копыт и колес повозки растворился в ночи. Крадучись поднявшись по лестнице, двое мужчин отперли дверь подвала и медленно распахнули ее, подняв облако пыли.