Киппенберг

— Ну-ну, — сказал Босков, — это мы еще посмотрим, кто и что собирается отрицать. Спору нет, нам приходилось пренебрегать некоторыми историческими событиями, но уж кому-кому, а вам-то следовало бы знать, что механизмы такого пренебрежения принадлежали к числу наиболее узаконенных средств, с помощью которых та либо иная система сохраняет устойчивость. И потому мы без долгих раздумий пренебрегли даже тем печальным обстоятельством, что подобное пренебрежение вызывает порой симптомы, с которыми нам долгонько еще придется возиться. Надеюсь, вы не думаете, что мы поступили бы осмотрительней, уложив все общество на мягкую постельку и подвергая его психоанализу до тех пор, пока каждое младенческое мечтание социализма со времен прадедушки Бебеля не растворится в благодушии. Уж так бы мы уважили Запад, уж так бы разуважили. Упомянутые ваши противоречия, начиная с освобождения в сорок пятом, которое по значению можно приравнять к революции, но которое многими было воспринято как поражение, и вплоть до великого поворота, ознаменованного двадцатым съездом, эти противоречия наверняка станут предметом досконального изучения для историков грядущего, когда все мы, непосредственные участники событий, давно уже будем лежать в земле. Мы, как отдельные личности и как единое целое, не можем теперь ни становиться в позу благородной философской непричастности к жгучим вопросам современности, ни возрождать дух порочных эпох, раздираемых внутренними противоречиями. Мы просто-напросто должны всей своей деятельностью способствовать такому развитию, которое преодолевает противоречия не критическими раздумьями, а практическими действиями.

— Согласен, — отозвался я, — но у меня возникает при этом вопрос: а не должен ли человек действия, каковым я являюсь не в меньшей мере, чем вы, время от времени подвергать свои действия критическому разбору?

— Так хорошо, что даже не верится, — вскричал Босков. — Тогда самое время поговорить откровенно и подвергнуть критическому разбору ваши отношения с Ланквицем. Итак, выкладывайте: почему вы недавно опять спасовали перед шефом, вместо того чтобы наконец поговорить с ним открыто и принципиально?

Склонясь над тарелкой, я выгадывал время для ответа. Мне вообще не понравилось, какой оборот принял наш разговор. Но с Босковом вечно так: он ухитряется любой разговор на отвлеченные темы свести к какому-нибудь конкретному вопросу. Вообще-то я всегда ценил в нем это свойство, ведь всякий раз, когда у меня опускались руки перед нагромождением трудностей, неизменная активность Боскова удерживала меня на плаву. Я почувствовал, что в эту минуту какие бы то ни было увертки будут ниже моего достоинства. Рано или поздно я должен держать ответ перед Босковом. Отчего бы и не сейчас?

— Почему вы уклоняетесь от разговора с шефом? — Спросил Босков терпеливо и в то же время настойчиво. — Давайте, выкладывайте.

— Потому что это не имеет ни малейшего смысла, — ответил я.

— Но это, но это же… — Босков учащенно задышал. — Тут вы показываете себя с совершенно неожиданной стороны, подобного равнодушия я за вами не замечал.

— Да вы же сами не раз доказывали мне, что есть такие вопросы, которые нельзя решить в одиночку, только собственными силами, потому что для них требуется общественное решение.

Тут Босков и вовсе запыхтел как паровоз.

— Знаете, дорогой мой, — протяжно сказал он, — что-то мне это все не нравится. У меня есть подозрение, что вы собираетесь втирать мне очки. Вы ведь прекрасно знаете, как все обстояло: в свое время перед нами встал вопрос, в каком направлении развиваться нашему институту, как правильно распределить в нем силы. Тогда я говорил, что эта проблема касается не только нас одних и что вопросы развития требуют общего, кардинального решения. Это решение готово, и конференция работников высшей школы всего лишь положила начало. Кроме того, вы прекрасно знаете, как много лет прошло с тех пор, когда я разговаривал с вами подобным образом, лет пять, пожалуй, а пять лет назад мы уверенно двигались вперед, хотя никто, совершенно никто не мог предложить нам общего решения. У нас была своя программа, и она была правильная, и она исходила от вас, а не «сверху», более того, именно наша установка обещала сделаться образцом, по которому можно будет ориентироваться и «наверху», как вы изволите выражаться. Но с тех пор в институте воцарился застой, и я хотел бы узнать, до каких пор мы будем топтаться на месте.

— Мы многого достигли, — протянул я, — и для начала условимся не забывать об этом. Не спорю, акценты несколько сместились в сторону фундаментального изучения основ, но ведь это можно было предсказать исходя из наших теоретических предпосылок. Во всяком случае, результаты оказались настолько многообещающими, что вы разделяли мое мнение, а именно: такому нельзя становиться поперек дороги, только потому что оно выходит за предусмотренные рамки. Да и были ли мы так уверены в своей программе, как пытались представить?