Кирилловцы vs николаевцы. Борьба за власть под стягом национального единства

Таким образом, формирование облика Великого Князя Николая Николаевича как «Вождя» проходило достаточно длительную внутреннюю эволюцию, только к июню 1925 года оно было окончательно поднято в качестве «знамени» объединения эмиграции. Интересное замечание по поводу в целом идеи монархии в эмиграции мы встречаем в еще одном издании. Белградское «Новое время» почти накануне Зарубежного Съезда в марте 1926 года вышло с символической статьей «50 и 5», отмечая 55-летний юбилей, оговаривая, что 50 лет «Новое время» работало в России, а последние 5 лет, с 1921 года, в эмиграции. Автор статьи сотрудник «Нового времени» В. Гордовский писал: «Слово „монархия“ неразрывно связано с „Новым Временем“, тогда еще не произносилось громко старыми монархистами. Оно было выброшено из русского лексикона нашей революционной и европействующей интеллигенцией. Его произносили только шепотом и озираясь по сторонам». И далее: «Новое время» «„легализовало“ в общественном мнении зарубежной России монархическое движение и дало надлежащее место этому историческому национальному течению среди других течений политической мысли». «Теперь мы не одиноки, — заключал публицист. — Большая часть зарубежной русской печати не боится уже слова „монархия“, и даже некоторые бывшие социалисты произносят его с уважением»[241]. Появление такой статьи можно считать еще одним признаком того, что «Новое время», освещавшее подготовку к съезду в КСХС, придерживалось не только принципов поддержки «Верховного Вождя». Общественное мнение отчасти отождествляло его роль с «монархом». Фактически же такого заявления сделано, по понятным причинам, не было.

Не менее любопытный пример формирования образа Вождя — обращение к нему по случаю праздников. В качестве примера можно взять дату тезоименитства бывшего Верховного Главнокомандующего. Тезоименитство Великого Князя Николая Николаевича было отмечено в Александро-Невской церкви на улице Дарю 9 августа 1925 года по инициативе I отдела Русского Общевоинского Союза во Франции (который с 31 июля того же года в соответствии с приказом барона П. Н. Врангеля находился под руководством генерал-лейтенанта И. А. Хольмсена[242])[243]. Официальные поздравления лично на Высочайшее Имя сопровождались выпуском газет с сообщением об этом событии. Так, очередной номер газеты «Возрождение» вышел с портретом Великого князя на передовице. Поздравления, которые сделали представители группы патриотических деятелей в лице А. Ф. Трепова в виде телеграммы, были встречены взаимной благодарностью Великого Князя, который «выразил надежду, что Русский Зарубежный Съезд состоится и поведет к благу Родины»[244].

Эмигранты формируют органы власти

Деятельность инициативной группы является, как и в целом история Съезда 1926 года, «белым пятном» в историографии. Попытаемся понять, на каких основах работал данный орган, кто из деятелей эмиграции в него входил, и какие цели его участники ставили перед собой.

По опубликованным материалам инициативной группы из архива ДРЗ можно сказать, что деятельность инициативной группы началась с сентября 1923 года, а заседания проходили на частных квартирах членов данного органа. Первый известный нам журнал датируется 15 сентября 1923 года, председателем собрания был избран Н. Н. Шебеко. Несмотря на то, что данное заседание считается первым, следует обратить внимание, что подобные заседания проходили и раньше. Так, член Русского Национального Комитета (далее — РНК) М. М. Федоров делал свой доклад в этот день «согласно просьбе нескольких участников предыдущего собрания группы»[245]. По данному свидетельству можно точно говорить, что группа собирались и ранее, но, по всей видимости, заседание 15 сентября стало первым организованным, когда уже стал вестись протокол заседания. В состав инициативной группы на первом организованном заседании вошли: граф В. Н. Коковцов, Н. Н. Шебеко, А. Ф. Трепов, генерал Е. К. Миллер, С. Н. Третьяков, М. М. Федоров, А. Н. Крупенский, князь Оболенский, В. И. Гурко и Н. В. Савич. Точно установить имя князя Оболенского по журналу не представлялось возможным, но следует предположить, что с большой долей вероятности это был либо князь Николай Леонидович (1878–1960) как начальник канцелярии Великого Князя Николая Николаевича-мл., либо князь Николай Сергеевич (1880–1948), который в будущем станет одним из собирателей средств для «Особой казны» Великого Князя. Примечательно, что оба князя Оболенских являлись делегатами не от Франции на Съезде 1926 года. Первый избран от Русского комитета в Югославии, а второй был избран от Польши[246]. Ответ на наш вопрос дает Н. В. Савич, который отмечает: «Утром был у меня кн. Оболенский. Он теперь не живет у Н. Н., но продолжает говорить, как бы передавая мысли Н. Н., которых он уже не знает»[247]. Речь в данном случае идет о князе Николае Леонидовиче Оболенском.