Вот теперь он занервничал по-настоящему. Знакомство с отцом Юли – слишком серьёзное событие. Чувствовал он себя явно неловко, оттого нарочно изображал безразличие и самоуверенность. Выходило это неуклюже, даже Юля не поверила и смутилась. Ей явно было стыдно за Павла.
– Нам нужно идти.
Парень мотнул головой.
– Прикольно же сидим. Мама у тебя красивая, теперь вижу, в кого ты такая у меня красопетка.
Соня не отреагировала на корявый комплимент, Кирилл хмыкнул. Поглядывая на гостя, разогрел ужин, снова вскипятил чайник.
– Котлеты будешь?
Павел откинулся на спинку стула, с намеренной ленцой одёрнул майку на животе.
– Буду, а то чай да чай. Время ужинать. А к котлетам у вас что?
Юля пнула его ногой под столом и фыркнула.
– Ничего. Пойдём я тебя провожу. Чая с тебя хватит.
Он приобнял её за плечи.
– Я проголодался, малыш.
Кирилл положил к котлетам макароны, нарезал сыр и хлеб. Поставил обе тарелки на стол и подмигнул Соне.
– Вера Андреевна в магазине. Внезапно возжелала свежий ананас. Ты ужинала?
Соня резко поднялась.
– Не хочу, – отодвинув стул, вышла из-за стола, – я прогуляюсь. Вы ужинайте, я скоро вернусь.
В коридоре замерла перед вешалкой. Кирилл повесил её пальто и поднял с пола перчатки, а кроссовки Павла отодвинул ближе к выходу. Явно обозначил место непрошеного гостя. Соня отступила к стене, простояла так несколько минут, прислушиваясь к голосам на кухне. Кирилл, в отличие от неё, не потерял голову от волнения и страха, даже ухитрился проявить гостеприимство. Хотя, кто знает, как бы он отреагировал, если бы видел на дочери отпечатки, которые так отчетливо разглядела она. Возможно, не кормил бы котлетами, а сделал бы их из Павла.
Сейчас Кирилл был намного уравновешеннее и спокойнее, чем в начале их брака, научился держать эмоциональные порывы в узде, но Соня знала его и другим: страстным, порывистым, нежным. Если бы Кирилл застал Юлю с Павлом, выволок бы того на улицу и дал пинка. А может, и нет. Соня боялась предположить. В людях она постоянно ошибалась.
Когда-то её удивил отец. Он никогда не вступал с мамой в открытую схватку, противостоял тайком, охотно нарушал все её запреты, но всегда боязливо и тихо, словно непослушный пугливый ребенок. Когда Соня забеременела, именно он встал на её сторону, защитил и поддержал. Бабушка и мама настаивали на аборте, иначе грозились выгнать из дома и лишить содержания, а он защитил.
Соня вернулась в коридор и побрела вдоль шарфа, следуя его изгибу, зашла в мамину спальню и опустилась на кресло. Серая пыль, которую они потревожили поисками, опять вернулась на место. Комод, заставленный рамочками с фото, представлял собой пепелище памяти. Пушистый мягкий мох покрывал керамических слоников, мотки шерсти и стопки книг.
Отца нашли именно в той комнате, не на кровати, на полу, через три дня после инфаркта. В тот месяц Ольга Станиславовна проходила лечение в санатории, спальню запирала и никому не позволяла туда заходить. Почему Николай Николаевич оказался именно в этой комнате, и что стало причиной такого приступа, никто не знал. На сердце он никогда не жаловался и выглядел здоровым.
Феодосий Аристархович обратил внимание, что в соседнем доме не зажигается свет, а открытое для проветривания окно болтается на ветру, явно позабытое. Он и нашёл папу. Соне сказали не сразу. Она была на шестом месяце, волновалась из-за зачетной недели и постоянно жаловалась на самочувствие. Вера Андреевна регулярно у них гостила, помогала по хозяйству, папа должен был приехать к ним через пару дней, чтобы встретить праздник большой семьёй. Точнее, двумя семьями. Соня уже носила новую фамилию, в начале осени стала Барановой.
Вера Андреевна боялась, что Соня разнервничается и не доносит ребенка. Кирилл настаивал, что она обязана знать, это все равно невозможно утаить, но мама рассчитывала скрывать как можно дольше, а еще лучше, до самых родов. В итоге Сони не было на похоронах, узнала она случайно, когда соседка по лестничной клетке в ответ на поздравление с Новым годом выразила ей соболезнования.
Соня уговорила Кирилла отвезти её в Краснодар, накричала на маму за то, что от неё скрыли смерть папы, но, когда Вера Андреевна расплакалась, поняла, что ей хуже, гораздо хуже. Плакали обе в этой самой комнате, сидя на полу, Юля толкалась, как никогда сильно и больно.
Новый год не праздновали. Когда Ольга Станиславовна вернулась из поездки, ничто не напоминало о случившемся в её спальне горе. Скрепя сердце она позволила провести поминки на сорок дней в усадьбе. В этот раз Соня потребовала у Кирилла привезти её в Краснодар, хотя дохаживала последние месяцы, состояла на учете из-за угрозы преждевременных родов и мучилась от отеков.
Когда гости разошлись, Соня набралась смелости и зашла в бабушкину спальню.
Ольга Станиславовна стояла у окна, услышав тяжелые шаги, оглянулась.
– Его здесь больше нет.
– Как будто есть.
– Это мы и наша тоска.
Соня кивнула.
Ольга Станиславовна прошлась по комнате, ощупывая пальцами дорогие её сердцу предметы, открыла ящики комода, переложила книги и только потом произнесла: