Киссинджер о Киссинджере

Такова была расстановка сил. Мы считали, что когда война началась, то появилась возможность убедить арабский мир в том, что Америка может быть основным фактором в мирном урегулировании. У нас были некоторые признаки этого перед тем, когда (Анвар) Садат направил своего советника по вопросам национальной безопасности в Вашингтон, чтобы начать предварительные обсуждения между Соединенными Штатами и Египтом. Но та миссия произошла незадолго до американских и израильских выборов, так что мы отложили поиски прорыва на период после выборов.

Но мы на самом деле вели те беседы в расчете на то, что к концу 1973 года будет возможен дипломатический прорыв. Таким образом, когда вместо этого Египет и Сирия напали на Израиль, мы решили использовать это как возможность попытки добиться прорыва. В самом начале войны наше суждение – не столько Никсона и мое собственное, но также и ЦРУ, и военных – все мы считали, что арабская сторона потерпит сокрушительное поражение и что очень быстро израильские военные окажутся глубоко на территории Египта и Сирии. Поэтому мы предложили в первый день войны возвращение к ранее существовавшему статус-кво и прекращению огня, что было способом демонстрации того, что Соединенные Штаты хотят, чтобы урегулирование началось со статус-кво.

Случилось так, что египетское и сирийское внезапное нападение привело к захвату некоторой значительной территории, так что изменилась сама по себе модель ведения переговоров. Но мы поддерживали почти ежедневный контакт с Египтом, предупреждая их следующей темой: «Вы ведете войну советским оружием. Следует иметь в виду, что вам придется заключить мир с американской дипломатией». И поэтому в этой войне мы не видели того, что произошло в войне 1967 года, массовых манифестаций в столицах арабских стран против Америки. Напротив, группа арабских министров иностранных дел прибыла в Вашингтон сразу же после войны.

Во время войны нам удалось утвердиться в качестве посредников между арабской и израильской сторонами, никогда не поднимая ни малейшего сомнения в том, что мы не допустим израильского военного поражения, но также и давая ясно понять, что, как только война прекратится, мы первыми предпримем дипломатическую инициативу в поисках урегулирования. И нам повезло, что нашим партнером с египетской стороны, по крайней мере, был президент Садат, один из великих людей, с которыми я когда-либо встречался за время моей работы в правительстве. Но Садат должен был двигаться очень осторожно, чтобы ясно дать понять о своей решимости полагаться на американскую дипломатию. Так, война должна была быть закончена перед тем, как мог начаться мирный процесс, и мы должны были проделать это вместе с Советским Союзом, потому что Советский Союз все еще имел большое влияние в арабском мире. Я совершил поездку в Москву, чтобы обговорить это. У всего этого были свои собственные драматические аспекты.

Я отправился в Москву, когда израильтяне пересекли Суэцкий канал, они разрушили систему ПВО, которую Советы построили вдоль Суэцкого канала, и могли двигаться почти свободно. Они также добились успехов в Сирии. Таким образом, на тот момент Советы очень стремились добиться прекращения огня. Наша проблема состояла в том, что просто нанесение поражения арабским армиям не приведет нас к мирному урегулированию. Так, во всяком случае, в то время как я был в России, Никсон послал телеграмму Брежневу, в которой говорилось о том, что Киссинджер имеет все полномочия завершить эту войну.

В первый вечер пребывания там я был приглашен на встречу с Брежневым в полночь, и он сказал мне: «Я очень хочу урегулирования». Я сказал: «Ну хорошо, но вы же понимаете, что я должен все согласовывать с Никсоном». И он достал телеграмму от Никсона, посланную без моего ведома, и сказал: «Нет, у вас есть все полномочия, Никсон связался со мной». Я был вне себя, поскольку был лишен пространства для маневра, потому что хотел выиграть время, ссылаясь на необходимость согласовать все с Никсоном, потому что время работало на нас. Поэтому я позвонил (руководителю аппарата Никсона, генералу Александру) Хэйгу и сказал: «Вы там с ума посходили? Что вы делаете?» А он ответил: «У меня тут свои проблемы». И я сказал: «Какие могут быть у вас там проблемы в субботу вечером в Вашингтоне?» Он сказал мне, что это была ночь «резни в субботний вечер», когда генеральный прокурор и несколько других официальных лиц были уволены в результате Уотергейта.

Так, Уотергейтский скандал кардинально нас ослабил. Но соглашение, которого мы достигли на следующий день, включало прекращение огня и начало прямых переговоров между Египтом и Израилем, от проведения которых все арабские государства отказывались в течение 20 лет.