Кроме того, у нас было достаточно опыта к этому времени, чтобы понять, что напряженность в отношениях между Китаем и Советским Союзом была довольно серьезной. И что Китай, конечно, не был заинтересован в еще одной военной операции в Индокитае.
Итак, мы думали, что все эти факторы вместе создали вполне искомый результат. С ним мы могли бы достичь нашей основной цели – положить конец войне, которую вели три американские администрации от обеих партий, предоставив союзному правительству, полагавшемуся на нас, возможность выжить. Это было нашей главной задачей.
Прежде всего следует иметь в виду, что имеются многочисленные записи такого большого количества разговоров, и, когда эти разговоры затем были обнародованы, никогда не было ясно, в каком контексте они были проведены. Велись какие-то разговоры с китайцами, шли беседы с моими сотрудниками, имели место разговоры с Никсоном. Основная тема, которая нас беспокоила, состояла в следующем: будут ли Соединенные Штаты обязаны в течение неопределенного будущего защищать Южный Вьетнам, независимо от того, насколько коррумпированно его правительство или насколько неэффективно действует его администрация?
По нашему мнению, мы хотели дать южным вьетнамцам достойную возможность выжить. Мы никогда не определяли точно, что имели в виду под словом «приличный». Но мы, конечно, не имели в виду этакую уловку, с помощью которой мы могли бы уйти, а Северный Вьетнам затем победил бы их, и наши руки были чистыми. Мы имели в виду реальную возможность выжить, помогая им создать адекватную армию и поддерживая их экономически. Мы имели в виду что-то вроде того, как Южная Корея развивалась после корейской войны.
Теперь, мы никогда не общались официально в течение стольких лет, но мы точно не сидели и не говорили: «Давайте придумаем соглашение, от которого они могут легко отказаться, и мы будем дурачить американскую общественность». Под словом «приличный» мы понимали именно то, что слово «приличный» означает: то, во что мы могли бы сами поверить и могли бы сказать американскому народу, – что мы дали Южному Вьетнаму настоящую возможность. Мы думали, что достигли этого, но это часто представляется, как если бы это было некой хитростью. Мы прошли через годы войны за то, что мы считали честью американской внешней политики и делом свободы. Это было нечто большее, чем дело одного Вьетнама.
Когда вы смотрите на мир в 1969 году, то видите, что Советский Союз только что оккупировал Чехословакию, затем они переместили 40 с лишним дивизий к границам Китая. Мы боялись неизбежного нападения на Китай, которое могло бы нарушить международный баланс. Нам нужно было соглашение, которое поддерживало бы наш авторитет, став стержнем международной системы мира.
Это национальная трагедия, которую мы еще не преодолели. Когда я был выпускником университета в 1950-е годы, Гарвард был на 90 процентов на стороне Демократической партии, это так осталось, и, возможно, процент вырос, но, когда члены республиканского кабинета появились в Гарварде, к ним отнеслись с уважением. Политические дебаты в Америке в 1950-е и в начале 1960-х годов касались адекватности политики. Когда-то в 1960-е годы политические дебаты превратились в дискуссию относительно мотивации лидеров и присущей им моральной адекватности.
И стало модно обвинять президентов и членов кабинета министров в том, что они представляют аморальные системы, против которых разного рода насильственные демонстрации были не только разрешены, но и считались необходимыми. Так что эта тенденция пытаться подавить противоположные взгляды стала доминирующей. Президент Джонсон не мог делать публичные выступления. Он должен был добираться на военные базы для того, чтобы выполнить требования безопасности секретной службы. Итак, основная внутренняя проблема, с которой мы сталкивались во время переговоров, состояла в том, что мы не могли вызвать дискуссию, в которой люди имели бы дело с войной с точки зрения вопросов по существу. Никсон в общественных дебатах заменил Джонсона в качестве злодея, который жаждал войны, который продолжал войну.