Кит на пляже

– Ты-ы-ы-ы-ы, – снова ржёт он как конь и тыкает в меня толстым указательным пальцем, – ты чего боишься. Я не дурак! – восклицает он и со смехом запрокидывает голову. – Не-е-е-е-е-е дурак! Я знаю, что мы штучки на ручки забыли дома. – Это он про нарукавники. И смеётся не переставая. Я тоже не переставая смеюсь.

Потом мы садимся на скамейку. Я держу его за руку. Вижу, что глаза у него слипаются. Он устал.

– Пойдём домой, – говорю я.

Он не отвечает, только стискивает мою руку.

– Пошли! – говорю я.

Он не шевелится. Только стискивает руку.

– Надо домой. Дома тепло. Слышишь, Игорь? – И я тихонько трясу его.

– Не-е-е-е-е-ет, – тихо стонет он. – Тут. Спать тут. – И медленно укладывается на скамейку.

– Эй, эй! – кричу я и склоняюсь над ним. Глаза у него закрыты. Он дышит. Тяжело дышит. По-прежнему держит меня за руку и стискивает её. Мне кажется, что я чувствую в своей ладони биение его сердца.

– Нельзя спать, Игорь! Надо домой!

Я вижу, как он пытается открыть глаза. Он слышит меня, но проваливается в сон. Я вижу белки его глаз. Знакомое зрелище. Когда ему нужен инсулин, он всегда такой. Наша ночная прогулка его вымотала. Он слишком переволновался, слишком устал. Когда у него закатываются глаза, когда он начинает хрипеть и бормотать, мама с папой понимают, что ему нужен инсулин. После этого ему сразу становится легче. Я злюсь на себя: почему я никогда не интересовалась, что с ним делают, как он себя чувствует, чем болеет? Как его теперь поднять? Он тяжёлый. Я и руку-то его не могу сдвинуть.

– Игорь, Игорь! – Я легонько ударяю его по лицу, а он что-то бормочет, чмокает губами, открывает их, как будто заглатывает воздух.

Всё это была плохая идея. «Плохая идея, плохая идея, плохая идея, плохая идея… – повторяю я, без толку снова и снова обходя скамейку. – Что делать? Что мне делать? Что делать?» Повторяя это, я понимаю, что в своей тревоге я веду себя как Игорь. Повторяю и повторяю. Ищу решение и не нахожу. Телефон! Но я оставила телефон дома. Кому-то всё-таки надо позвонить. Я помню, что наверху, на противоположной стороне улицы, многоэтажный дом, на первом этаже магазин. А перед магазином телефон. По-моему. Надеюсь.

– Игорь, Игорь, подожди здесь. – Я склоняюсь к его лицу. – Я сейчас найду телефон и позвоню, подожди, – говорю я ему, хотя знаю, что в этом состоянии он никуда не денется; но мне всё равно страшно, что он каким-то образом докатится до реки и упадёт в воду. – Обещай, что подождёшь меня. Дай честное слово, Игорь!

Услышав «честное», Игорь слегка дёргается, глаза не открывает, но губы у него слегка шевелятся.

– Честнослово, честнослово, – бормочет он едва слышно.

Я снимаю свой пуховик и накрываю его. Потом бегу вверх по берегу, к улице. Оглядываюсь на бегу. Мне страшно, что с ним что-то случится, что он встанет и опять попрётся к воде. Но раз он дал честное слово, он с места не сдвинется.

Ряд домов. Ищу магазин. Вижу низкую постройку и мерцающую неоновую надпись. «Лишь бы таксофон работал, лишь бы работал, лишь бы работал», – повторяю я. Вот он! Я с ужасом замечаю, что пластиковая капсула вокруг телефона вся разбита. Подбегаю, хватаю трубку. Гудок. Работает! Вытаскиваю из кошелька карточку, которой пользуюсь в автобусе, сую её в щель. Работает! Ура! Работает! Сейчас позвоню… кому? Папе. Я знаю его номер? Не уверена. В мобильнике он называется «папа». Какой же у него номер, какой, какой? Набираю. Жду. Слышу голос: «Неправильно набран номер». Я ошиблась, или он опять забыл заплатить за телефон? Ещё раз пробую. «Неправильно набран номер». Кому ещё можно позвонить? Спасателям. В полицию. Да. Позвоню в скорую помощь… Хотя… Игорю нужен только инсулин и оказаться в тепле как можно скорее. Если отправить его в больницу, ему будет хуже; потом они позвонят родителям, те перепугаются… Лучше попробовать как можно скорее доставить его домой. Но я одна не справлюсь. Он как кит, выбросившийся на пляж. Тяжёлый, неуклюжий. Я вспоминаю, что у меня в кармане листок с номером учителя фоно.

«Если вдруг потеряешься в мировом пространстве и тебе будет некого позвать на помощь…» Я вспоминаю, что он сказал мне на последнем уроке, вроде как в шутку.

Я вытаскиваю из кармана смятый листочек. Набираю номер. Гудок. Гудок. Если он не ответит, позвоню спасателям. Гудок. Гудок. Конечно, не ответит. Ночь же. Он спит. Да и не имел он в виду ничего серьёзного. Так, болтовня. Всегда обращался со мной как с ребёнком. Старики, которые душатся духами с запахом лимона и гнилых фиалок, ничего всерьёз не говорят, никогда ничего серьёзного в виду не…

– Алло?

– Я… я… – бормочу я.

– Ника. Что случилось? – Сразу меня узнал.