Китаец. Незримая война

— Когда вам потребуется, вы можете копировать то поведение, которое увидели. Это будет достаточно правдоподобно.

Доктор достал из портфеля толстую обтрепанную по краям тетрадь и, облизнув палец, начал громко перелистывать страницы, не останавливаясь, пока не долистал до нужной ему с названием «симптоматика».

— К явным симптомам психической нестабильности относят, — он посмотрел внимательно на меня, словно коря, что я не записываю его, как, наверное, ему казалось, гениальные мысли, — изменение внешнего облика человека. Психически больные люди часто прекращают ухаживать за собой, одеваются неопрятно, — и тут я чуть было не сказал: «Так это же вы, батенька!» Профессор продолжал: — Измененное строение черепа наблюдается при врожденных аномалиях. Следующий важный симптом — нездоровое выражение глаз. В них может отражаться тревога, агрессия или какие-то подобные эмоции. Еще может быть отсутствие мыслей во взгляде. Изменение настроения. Явный симптом, конечно же, копролалия — немотивированное употребление в речи брани, — пояснил доктор, подняв свой бешеный взгляд на меня. — Галлюцинаторный синдром или галлюциноз — вид психотического расстройства, проявляющийся множественными галлюцинациями обычно в пределах одного анализатора при сохранении ясного сознания. Термин впервые был использован Карлом Вернике в 1900 году как обозначение слуховых галлюцинаций у алкоголиков. Развитие галлюциноза может начинаться с тревожности, беспокойства и сопровождаться бредовыми идеями, аналогичными по фабуле содержанию галлюциноза. Это особенно…

— Достаточно, доктор, спасибо, я не собираюсь поступать в университет Пирогова, — не выдержал я.

— Тогда про диагностику, — сказал доктор. — Она основана на внешних проявлениях заболевания, оценке сознания пациента, его ориентации во времени, пространстве, собственной личности. Обязательно проведение беседы и прохождение психиатрических тестов. Вот тут тесты, — достав из портфеля кучу бумаг, он протянул мне. — Можете их просмотреть, чтобы понять логику сумасшедших. Хотя многие психиатры говорят: у нашего контингента нет логики, но они ошибаются.

Один за одним я перебирал тесты, внимательно знакомясь с каждым. За этим занятием прошло еще часа полтора. После этого доктор объяснил основные критерии, на которые специалисты его профиля смотрят при анализе тестов. Он рассказал, что ни один сумасшедший никогда себя таким не признает, и поэтому вести себя, изображая таким, нужно максимально естественно. Но разворошить на голове волосы и пускать слюни иногда бывает не лишним.

— Можно опрудиться, в смысле описаться, если повод будет. Давление психологическое или физическое, то, что может напугать нормального человека.

— Ну или обкакаться? — на полном серьезе спросил я.

— Непроизвольная дефекация или энкопрез, в смысле недержание кала, — это замечательно. Да-да, используйте, предварительно прорепетировав, — оживился доктор.

Я представил, как в кабинет заходят генералы и полковники и, зажимая носы от жуткой вони, орут: «Фу, что за дерьмо?» А я им в ответ: «Здравия желаю, товарищи офицеры! Провожу отработку элементов спецоперации!» — «Хорошо. А насрал-то кто?» Я рассмеялся, в коричневых красках представив эту картину.

— Зря смеетесь, голубчик, обосраться в нужный момент — это особое искусство!

— Я понял, — после последней реплики профессора меня было уже не сдержать.

Я смеялся так громко, что доктор хотел было, судя по его глазам, звонить своим. Однако он был спокоен, очевидно, по долгу службы он встречался с такими припадками смеха часто.

В кабинет вошел смеющийся Минин.

— Ты что так ржешь, тебя на весь этаж слышно даже через звукоизоляционные двери! — заглушая свой смех, сказал он. — Вы закончили? — Минин также безуспешно пытался сдержать смех.

— Да, — просмеялся я.

Невозмутимый доктор кивнул головой.

— Можно вас, товарищ командир, на пару слов, — пропищал профессор, обращаясь к полковнику Минину.

— Да, Эрнест Маркович, сейчас я вас провожу, и по дороге расскажете, — справившись со смехом, предложил Минин.

Доктор собрал все свое богатство в портфель, особо бережно он всунул в него тетрадь и был готов удалиться. С центра стола я взял маленький листок и, написав несколько слов, передал Минину.

— Вы можете говорить при мне, я умею хранить секреты, — снова пропищал доктор, внимательно следивший и за мной, и за Мининым.

Он понял мой маневр с листком. Нет, все-таки надо признать, доктор хоть и был похож на психа, но был весьма проницательным, действия и мысли считывал безошибочно. Возможно, постоянная работа с особым контингентом и необходимость считывать или даже предугадывать действия и, может, даже в какой-то степени мысли находящихся в его вотчине граждан и позволили профессору так далеко продвинуться в этих навыках.

Минин промолчал.

Мы попрощались с доктором, я, помня про пандемию, на которую он пару часов назад обратил мое внимание, и про запрет трогать людей, руки профессору не подал. Минин ушел вместе с доктором Шпиндергульцем.

Глава XIII. Операция началась