Китай, Россия и Всечеловек

Тот гордый свет, что матерь свою, ночь,

Стремится низложить и с места гонит прочь,

Но безуспешно: сколько свет ни тщится,

К телам он лепится, телам красу дает

И вместе с ними гибель его ждет.

Как случай хаоса и ночи, свет сознания, разум, никогда не может победить окончательно хаос и ночь темную, бессознательную основу существования. В самом деле, в глубине своего духа человек находит эту основу в безотчетном стремлении к жизни, в слепом инстинкте самоутверждения, который Шопенгауэр сводил к бессознательной воле». [291]

Но в русской философии произошел поворот, до сих пор, видимо, до конца не осмысленный: прозрение духовных основ жизни. «На темной основе разлада и хаоса невидимая сила выводит светлые нити всеобщей жизни и сглаживает разрозненные черты Вселенной в стройные образы». [292] Идеи Владимира Соловьева о Всеединстве и Богочеловечестве противостоят кризису европейской культуры, односторонности «отвлеченных начал». Что уж говорить о русских космистах? Идея изначального Хаоса не укладывалась в их представления о сущем. Циолковский уверял, что ни один атом Вселенной не избегнет ощущений высшей разумной жизни. В. И. Вернадский полагал, что в космосе нет противостояния косного и живого вещества; верил в необратимость эволюции живого вещества, в нарастание разума, в Ноосферу. И это согласуется с идеями греческих мистиков: «В бурных волнах обегающей крови питается сердце; //В нем же находится то, что зовем мы так часто мышленьем: // Мысль человека есть кровь та, что сердце вокруг омывает. // Разум растет у людей в соответствии с мира познаньем» (Эмпедокл. О природе, 105–106). Разум не только растет, но убывает, когда проливается невинная кровь, ибо именно в крови пребывает душа, а убиение души самый великий грех, за которым неизбежно следует возмездие. (Примеров тому не счесть: древнейшие цивилизации погибали из-за человеческих жертвоприношений. И Россия никак не придет в себя по той же причине: не вернется к себе, пока не смоет позор невинно пролитой крови лучших своих сыновей, не очистится покаянием.)

Идею изначальной разумности, логичности мира горячо отстаивал в книге «Борьба за Логос» Вл. Эрн. «Логос — есть лозунг, зовущий философию от схоластики и отвлеченности вернуться к жизни и, не насилуя жизни схемами, наоборот, внимая ей, стать вдохновенной и чуткой истолковательницей ее божественного смысла, ее скрытой радости, ее глубоких задач… Логос есть коренное и глубочайшее единство постигающего и постигаемого ».* (Можно сказать, философ предвосхитил переосмысление субъектно-объектных отношений в большой науке, что Нильс Бор назвал единством зрителя и актера, наблюдателя и наблюдаемого, видя в этом единстве возможность достоверного знания.)

И Вл. Эрн упрекал приверженцев механического миросозерцания. Декарт и Бэкон, с его точки зрения, порвали с Природой как сущим, но Природа полна творческих энтелехий. « Материя не существует – вот последовательнейший, парадоксальнейший вывод, неизбежно вытекающий из Бэкона-Декартовского отрицания природы как сущего». И это чуждо русскому уму, чувству Всеединства. Для России не характерен меонистический рационализм. «Это факт любопытный и замечательный… Наша кровь мистической наследственностью оплодотворена скрытыми семенами созерцательных и волевых достижений великих Отцов и подвижников Церкви… Все мышление Соловьева извнутри проникнуто пламенным стремлением к всечеловечности». Русская философская мысль не страдает дурной отвлеченностью, всегда «существенно конкретна, то есть проникнута онтологизмом, естественно вытекающим из основного принципа Логоса, она достигает „всечеловеческих вершин“ в глубоко философском творчестве Тютчева, Достоевского, Толстого. Она же обусловливает любопытную черту: отсутствие систем. Всякая система искусственна, лжива и, как плод кабинетности, меонична». Изумительно цельным, проникнутым онтологизмом Эрн называет мировоззрение «русского Сократа» Г. С. Сковороды.