Китай у русских писателей

Шанхай имеет ряд обширных иностранных концессий, или сеттльментов, обладающих правом экстерриториальности.

Особо выгодное впечатление производит французская концессия – все эти Рю-дю-Консуля, Монтобан и Паликао, авеню Жоффр и Рю-де-Лафайет. Здесь тихо, чисто, уютно. Коттеджи и виллы увиты гирляндами тропических цветов, утопают в чаще магнолий, пальм, платанов, рододендронов. А вместо индусов и китайцев на перекрестках стоять щуплые тонкинцы в синей французской форме, в оригинальных зонтикообразных шлемах, увенчанных блестящею модною шишкой…

Под вечер возвращаюсь на рикше в бординкгауз.

– Плик-пляк, плик-пляк! – мерно выстукивают пятки двуногого коня.

Колясочка скользит по гладкому асфальту без всякого усилия, так быстро и беззвучно. У основания оглобли привязан маленький фонарик. И рикши, попадающиеся навстречу, своими огоньками напоминают светлячков. Тепло, и в сумеречном воздухе ползут душистые неведомые запахи. Мелькают белые одежды. Струится женский смех.

Но вот снова Нанкин-род.

Он залит огнем и весь сверкает роскошью, движением, богатством. Особенно «Винг Он и Кº». Унизанный бесчисленными электрическими лампочками, рекламами и транспарантами, горящими иероглифами и бегающими на самом куполе световыми мышонком и котом, он издали напоминает башню Эйфеля в дни праздничной иллюминаций.

СОВРЕМЕННЫЙ КИТАЙ

Китайцы говорят на двадцати наречиях, не имеющих ничего общего одно с другим. Их связывает только общность иероглифов. Китаец-северянин – рослый, мускулистый, честных патриархальных правил. Южанин – маленький, сухощавый, живой, склонный к коварству и лжи.

Один Китай – традиционный, Китай философов, великих ученых, мандаринов и бонз с их церемониями, суевериями, предрассудками.

Другой Китай – несметная человеческая масса, выносливая, работящая, не знающая в этом отношении конкуренции. Ни один ремесленник не превосходит ее в терпении, неприхотливости, труде. Ни один коммерсант не сравнится с нею в ловкости, сообразительности.

Китаец имеет очень мало общего с японцем. Это две совершенно разные и, во многих отношениях противоположные друг другу расы.

Японец – воинственный, лукавый, скрытный хищник, народ-завоеватель, националист до мозга костей, непревзойденный подражатель, лишенный, в сущности, творческого размаха и глубины.

Китаец – мирный земледелец, купец и коммерсант, продукт своеобразной многовековой цивилизации, разносторонний, восприимчивый, одаренный творческою фантазией.

И даже в физическом отношении между японцем и китайцем наблюдается большая разница. Японец невелик ростом, коренаст, плотен и, за исключением айнов, представляет весьма однородную по внешним признакам расу. Китаец более высок, сухощав и дает ряд самых разнообразных типов…

Китайский язык, как и японский, не имеет, конечно, ничего общего с европейским. У китайцев, как некогда у египтян, нет ни азбуки, ни гласных, ни согласных. Каждое слово рисуется знаком, или иероглифом. Когда слово начертано, его произносят с помощью односложного созвучия. Существуют знаки основные и производные.

Само собою разумеется, что собрание этих знаков неизмеримо богаче нашей азбуки. Вместо тридцати пяти букв нужно считать, по меньшей мере, тридцать пять тысяч.

Чтобы изобразить «мужчину», следует провести две черты, идущие вкось, суживающиеся кверху. Две наискось поставленные и пересекающиеся черты изображают «женщину». Чтобы обозначить любовь, нужно поместить рядом «мужчину» и «женщину». И так далее в том же роде, до бесконечности.

Можно себе представить, что это за абракадабра!

Все эти знаки во всех восемнадцати провинциях понимаются одинаково. Но произносятся они на восемнадцать совершенно различных ладов. Здесь имеет место явление, диаметрально противоположное нашему представлению о языке, то есть образованно понятий и передаче их словами. Китаец идет от начертания к мысли, и произношение стоит у него на втором плане.

Каждая человеческая мысль представлена особым знаком. Это не только язык, но целая философия, очень тонкая, вдумчивая, не лишенная остроумия. Признаком величайшей учености считается знание наибольшего количества иероглифов…

Будда – иначе Сидарха Гаутама или Сакья Муни, по преданиям – индийский царевич, в VI веке до Р. X. положил основание великой азиатской религии, распространенной на половине земного шара. Китайский буддизм претерпел, впрочем, множество изменений.

Конфуций – великий философ, апостол туманности и морали – предмет национального культа. Лао Цзы – предшественник Конфуция, копавшийся в глубинах метафизики, далеко не так велик. Конфуций предлагал практические законы и обычаи, из которых многие управляют до сих пор духовной жизнью народа. Его нравственные афоризмы и стихи изо дня в день повторяются в китайских школах:

«Поступай со всеми людьми так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобою!»

Так говорил Конфуций за пятьсот лет до христианской эры.

Китай – страна неисчислимого количества религий и различных сект. Главнейшие религии – буддизм, конфуцизм, даосизм. Все они братски совмещаются, заимствуя одна у другой догматы, религиозные обряды.