Просторный рейд наполнен грузными телами бесчисленных судов – английских и японских, американских, голландских и китайских. Невдалеке стоит английская эскадра в составе нескольких дымящих крейсеров.
Сереют вытянутые в нитку портовые строения, конторы, склады, доки. За ними виднеется раскинувшийся город. В полугоре на фоне зелени сверкают белыми мазками дачи. И высоко взметается к застывшим в ярком небе облакам скалистый пик – Виктория…
На палубе идет погрузка хлопка.
Две груженые баржи прижались к борту судна. Раскрылись пасти трюмов. Грохочут и визжат лебедки, краны, блоки. Десятка три-четыре кули горланят, суетятся, опускают в трюмы перевитые железной проволокой тюки.
На пароход являются торговцы в черных балахонах, в широких соломенных шляпах.
В корзинах у одних – папайи, помоло, бананы, мандарины. У других – почтовая бумага, открытки, папиросы «Кепстен». У третьих – изделия из бронзы, шкатулки, табакерки, морские раковины, изваяния божков.
– Вери гуд!.. Вери гуд!..
Старик-китаец с улыбкой на желтом морщинистом лице показывает декоративный нож, искусно сделанный из медных кешей. Приходят прачки и менялы. Последние особенно назойливы, бренчат гонконгскими серебряными долларами, английскими флоринами и шиллингами:
– Сэр, ченж оф моней?..
– Хэв ю эн голд, сэр?..
На синей зыби полощутся проворные сампаны.
Старуха-китаянка, с ребенком за плечами, едва прикрытая черным рубищем, стоит за рулевым веслом. Подросток-девушка работает багром и управляет парусами. Китаец курит трубку. На лодках масса женщин, маленьких, сухощавых, в черных одеждах, с черными прилизанными волосами. Ремесло матроса здесь обычное женское ремесло.
Подобно тому, как на больших реках Китая, здесь существуют также плавучие кварталы, в которых люди появляются на свет, проводят всю жизнь и умирают. Это так называемые «тайминги» – «люди, живущие на воде». Скученность населения в Южном Китае чрезвычайная.
На материке в четырех часах езды вверх по течению Чеюанга расположен Кантон – третий по величине и значению после Пекина и Шанхая город, столица революционного Китая, очаг тех крайних социалистических учений, которые с легкой руки покойного доктора Сунь Ятсена свободомыслящие, фанатичные южане разносят по всей стране. Нетерпимость к иностранцам проявляется здесь с особою силой.
Кантон – торговое сердце Южного Китая, с его богатством и ужасающею нищетой, с его кишащим муравейником и памятниками старины, с его своеобразными особенностями, начиная со знаменитой пятиэтажной «Башни», кончая «джонками цветов» – плавучими вертепами любви.
По спущенному трапу схожу и прыгаю в сампан.
Я достигаю пристани в несколько минут. Соскакиваю на берег и растворяюсь в лабиринте узких, вонючих, грязных переулков.
Проделав ряд зигзагов, шагаю по панели главного проспекта – улицы Королевы Виктории, сверкающей роскошными витринами, иероглифами, чеканной вязью, вывесками, флагами.
Звенит трамвай, ревут автомобили, скользят гонконгские рикши в широких зонтикообразных, сплетенных из рисовой соломы шляпах. Коричневые от загара кули проносят паланкины. Несется неумолчный гам, звон колокольчиков, гул, грохот, треск.
Осматриваю сквер с полудюжиной национальных монументов, воплощающих британское величие. С надменным выражением на гладко выбритых, холеных, твердых лицах, в белых щегольских костюмах проходят морские офицеры крейсерской эскадры. Мерной поступью раскачиваются паланкины с сидящими в них величественными леди. Проходят смуглые мулаты, португальцы. Как каменные изваяния, в чалмах, с дубинкою в руке, застыла на углах индийская стража.
И так же повсюду желтый мир, неугомонный, пестрый, суетливый, в черных балахонах и куртках. Черный цвет у китайцев-южан является преобладающим.
Проспект заканчивается небольшим бульваром.
Налево – ряд монументальных зданий, отели, консульства, конторы, банки. Направо – увитая плющом отвесная скала. Рядом – станция трамвая, ведущего на знаменитый Пик.
Уплачиваю тридцать центов, сажусь в вагон фуникулера и медленно ползу наверх.
Испытываю непередаваемое ощущение. Мелькают здания, дорожки, скверы, люди. Все представляется склоненным, покосившимся. Путешествие с минутными остановками на промежуточных станциях занимает не более получаса.
Со мною одновременно выходят из вагона три английских солдата, рыжеволосых, с бритыми губами, в опрятных, прочно сшитых хаки, два мальчугана в кепках, в белых воротничках и галстучках, и синеглазая молоденькая мисс с теннисною ракетою в руке.
Стою на высоте каких-нибудь трех тысяч футов, но с непривычки от разреженного воздуха звенит в ушах.
У казармы, напоминающей дворец, английские солдаты, в фуфайках и в коротких трусиках, играют в футбол.
Передо мною – Пик Отель.