Очень скоро, однако, «обличительный энтузиазм» (даже направленный на события, связанные с «культурной революцией») вошел в противоречие с текущими нуждами идеологической пропаганды. К началу 80‑х годов потребность в критике «культурной революции» и порождённых ею явлений утратила для политического руководства свою остроту. Теперь предпочтительнее оказывалась творческая деятельность оптимистического характера, направленная на освещение четырёх модернизаций, вселяющая в людей бодрость или, по крайней мере, не акцентирующая многочисленные трудные проблемы настоящего. Всё иное стало рассматриваться как проявление идей, рождающих «негативный социальный эффект».
«Усиление партийного руководства»
Во всяком случае, в недрах курса на возвращение интеллигенции былого престижа и в процессе реабилитации оживала тенденция к «осаживанию» этих беспокойных людей. Ещё в начале 1980 г., когда одно за другим в той или иной форме проявлялись (и допускались к обнародованию) порой резкие и непримиримые суждения работников литературы и искусства о проблемах дня, появились и весьма прозрачные намёки, что энергия интеллигенции направлена не в то русло. На совещании по драматургии и киносценариям, например, в январе- феврале 1980 г. драматургов, сценаристов упрекали в высказывании «незрелых суждений», муссировании таких якобы «модных» тем, как преступность среди молодёжи или злоупотребление кадровыми работниками своим положением. Им объясняли, что нельзя создавать произведения, приводящие к пессимистическим выводам, что хотя не обязательно писать только о хорошем, но и нельзя писать только о плохом[1088]
. Хуан Чжэнь на совещании начальников провинциальных и городских управлений культуры подчёркивал, что необходимо «усилить партийное руководство работой по литературе и искусству»[1089].Между тем вся практика предыдущих десятилетий, непрерывные гонения против интеллигенции дискредитировали сам термин «партийное руководство», превратили его в некий жупел. Как писал в уже упоминавшемся нами письме Чжао Дань, мастера искусств, услышав об «усилении партийного руководства», приходили в смятение. Их жизненный опыт свидетельствовал, что такое «усиление» приводит к беспардонному вмешательству в дела литературы и искусства, вплоть до «всесторонней диктатуры» со стороны людей, не разбирающихся в литературно-художественных проблемах[1090]
.В рамках истолкования нового курса появилась серия статей, призывающих работников культуры, создавая литературно-художественные произведения, непременно учитывать их «социальный эффект». «Хорошими произведениями» «Гуанмин жибао» называла лишь те, «которые могут помочь массам правильно разбираться в жизни и преобразовывать её, которые помогают массам двигать вперед историю и в художественном отношении удовлетворяют их здоровые эстетические запросы»[1091]
. Попытки мастеров искусств бороться своим творчеством с нарушениями законности, вскрывать бюрократизм и косность, показывать недостатки не только прошлого, но и современности при таком подходе могли попасть в разряд «проявлений пессимистических настроений». Высказывалось и мнение, будто с «раскрепощением сознания переборщили», будто требовать демократии в области литературы и искусства — значит посягать на партийное руководство[1092].На рабочем совещании ЦК КПК (декабрь 1980 г.), по сообщению агентства Синьхуа 30 июня 1981 г., «были приняты решения об активизации идейно-политической работы партии, об активизации работы по развитию социалистической духовной культуры, о критике идущего вразрез с четырьмя основными принципами[1093]
ошибочного идейного течения и о борьбе с контрреволюционной деятельностью, подрывающей дело социализма». Однако настоящей точкой отсчёта этой кампании можно считать 6‑й пленум ЦК КПК 11‑го созыва (27—29 июня 1981 г.). Ссылаясь на решения пленума, пресса настаивала на необходимости «вести борьбу на два фронта» — против «левого» и правого уклонов, причём во второй половине 1981 г. наибольшая опасность виделась именно в правом уклоне, в течении «буржуазной либерализации».