Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

То, в чем прежние ваны наставляли свой народ, — важность земледелия. Когда народ занят земледелием, это не только приносит пользу земле, но также драгоценно для нравов самого народа. Когда народ занят земледелием, он становится простым; когда он становится простым, его легко использовать на службе; когда его легко использовать на службе, безопасность границ обеспечена, а властитель в почете. Когда народ занят земледелием, он становится серьезным, а когда он серьезен, у него не бывает сомнений относительно долга. Когда же у него нет собственных представлений о том, что есть внутренний закон, тогда законы, гарантирующие общее благо, стоят прочно, а все силы народа собираются воедино. Когда народ занят земледелием, богатство страны удваивается; когда это богатство увеличивается, он думает, прежде чем уходить на другое место. Когда серьезно думают, прежде чем переселяться, умирают там, где живут, и не ищут ничего лучшего («Люйши чуньцю», 26/3.1).

Богатство и выгода

До тех пор пока правители сохраняли власть над теми, кто занимался предпринимательством, и могли присваивать — частично или полностью — их доходы, они не были склонны препятствовать извлечению выгоды. Но философы смотрели на богатство и выгоду с точки зрения этики. Все китайские мыслители, независимо от их принадлежности к тому или иному течению, подчеркивали, что богатство способно развращать, а собственность требует управления. Для отрезов шелка и рулонов ткани установлены меры, которые следует соблюдать неукоснительно; что-то подобное должно работать и при стяжании богатств — обществу необходимо разработать систему ценностей, которая удерживает стремление к наживе в подобающих рамках, не допуская ни нужды, ни избытка («Цзо чжуань», глава «Правитель Сян», 28). При этом выгода и процветание имели много значений, от материального достатка до крепкого здоровья и общего благополучия.

Мыслители конфуцианского толка в целом не осуждали накопление богатств. Ведь конфуцианство — философия, ориентированная на стяжание того или иного рода: для саморазвития нужно приобретать умения и средства, а не отказываться от своего потенциала или имущества. Конфуцианцы признают, что стремление к материальному вознаграждению заложено в человеческой природе, но делают важную оговорку: богатство не должно приобретаться аморальными средствами. «Богатство и знатность, полученные нечестно, для меня подобны облакам, плывущим по небу», — говорит Конфуций («Лунь юй», 7.16). «Люди желают богатства и знатности. Если не руководствоваться правильными принципами, их не получишь», — добавляет он в другом месте («Лунь юй», 4.5). В конечном итоге людей следует судить не по тому, сколько имущества и денег они накопили, а исходя из того, как они этого добились и на что они все это тратят.

Соответственно, поступая на службу, человек должен придавать больше значения нравственной стороне своего будущего занятия, а не жалованью («Лунь юй», 15.38). Конфуций понимает, что богатство способно манить людей, но его самого оно скорее отвлекает от более важных дел: «Если есть возможность добиться богатства, то ради этого я готов стать возницей. Но если нет такой возможности, то я буду следовать своим путем» («Лунь юй», 7.12). В конечном итоге погоня за личной выгодой может вызвать неприязнь у окружающих, и поэтому Учитель рекомендует не рассуждать о выгоде на публике («Лунь юй», 4.12, 9.1). Законы экономики представляются ему неизбежным злом, с которым надо мириться: они важны для благосостояния общества, но не всегда соответствуют нравственным стандартам публичной жизни. В рамках семьи и рода преобладают ценности взаимности и великодушия. Однако нравственная экономика общинного толка постоянно сталкивается с вызовами со стороны рыночной экономики, в которой дарение заменяется покупкой или продажей, а взаимность превращается в конкуренцию ради выгоды. Оказавшись перед выбором, благородный муж задумывается о нравственных последствиях своих поступков, в то время как низкий человек руководствуется лишь личной выгодой («Лунь юй», 4.16).