Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Мо-цзы жестко выступает против наступательных войн, которые считает тягчайшим преступлением. С его точки зрения, попустительство агрессии и прославление войны как средства достижения великих целей категорически неприемлемы. Не должно быть никакой моральной разницы между порицанием мелкого преступления и осуждением большой войны: «Если убить одного человека, вас назовут нечестивым, и вам придется заплатить за преступление собственной жизнью. Если так рассуждать, то, убив десять человек, вы становитесь в десять раз более нечестивым и должны заплатить за преступления десятью жизнями, а если убьете сто человек, то вы в сто раз более нечестивы и должны заплатить сотней жизней» («Мо-цзы», 17.2)[40]. Мо-цзы, однако, далек от абсолютного пацифизма. Он допускает нападение на страны, угрожающие всеобщей безопасности, или защиту от внешней агрессии. Но человеческие и экономические потери от войны никогда не окупаются возможной выгодой, приносимой конфликтом: «Посылать военачальников и солдат на верную смерть, множить беды высших и низших с единственной целью захватить разрушенный город — значит тратить то, чего не хватает, ради приобретения того, что уже имеется в избытке. Такое правление — вред государству» («Мо-цзы», 18.2)[41]. Война не только вредит людям материально: она может нарушить волю Неба и оскорбить духов, которые в конечном счете остаются единственными объективными судьями того, не утратило ли государство мандат на правление или даже вообще на существование.

И Конфуций, и Мо-цзы неустанно твердят о силе моральной власти; если учесть, что тогда творилось вокруг, поневоле задумаешься, осознавали ли они, в каком мире живут. Воздавая дань славному прошлому, оба бесконечно повторяют мантру о том, что нужно продвигать лишь талантливых, нравственных и достойных. Получается, древние — это и есть будущее, а Конфуций и Мо-цзы — идеалисты. Они находят утешение в прошлом и сосредоточиваются на том, как надлежит выглядеть миру. Конфуций был мудрецом-философом, а не практикующим политиком. Впрочем, некоторые фрагменты «Лунь юй» намекают на то, что человеческое не было чуждо великому учителю. Не так-то просто пропагандировать жизнь, без остатка посвященную государственной службе и безупречному нравственному поведению, и Конфуций это понимал. «Я не встречал еще человека, который любил бы добродетель так же, как красоту», — говорит он («Лунь юй», 9.18, 15.12). Он также признавал, что посулы материального вознаграждения мотивируют многих людей, стремящихся к власти. В отличие от других видных философов того времени, Конфуций ценил удовольствия и толику роскоши и наслаждения — разумеется, пока они не отвлекали от главного предназначения благородного мужа: править, подавая пример.

Недеяние

В китайской мысли было течение, противостоявшее идеям Конфуция и Мо-цзы об активном нравственном управлении. Некоторые философы считали, что наилучший способ управлять обществом и миром — это быть пассивным. С даосской точки зрения подлинная власть даруется бездействием и невмешательством. Ключевым понятием здесь выступает у вэй; это слово означает что-то вроде действия без усилий, воздержания от активности, минимального вмешательства, пассивного достижения цели. «Дао дэ цзин» излагает этот подход с поэтической образностью: чтобы править, нужно не править, а чтобы учиться, лучше не учиться. Подобно военачальнику, чья конечная цель — не ввязываться в войну, мудрый правитель тоже не пытается опережать события. Он поддерживает покой, вмешиваясь в происходящее вокруг лишь в самой минимальной степени. Он предпочитает решать проблемы, пока они еще в зачаточном состоянии. В каком-то смысле он действительно ничего не делает, но при этом под его властью ничто не остается в пренебрежении: «Дао постоянно осуществляет недеяние, однако нет ничего такого, что бы оно не делало. Если знать и государи будут его соблюдать, то все существа будут изменяться сами собой» («Дао дэ цзин», 37). Максимальная эффективность достигается минимальными усилиями и затратами. Если ставить такие задачи, с которыми народ спонтанно связывает себя, то государство не потребует управления. И напротив, избыток законов, ограничений, правил и новых технологий нарушает естественный порядок в обществе. Как и конфуцианцы, даосы исходили из того, что общество гармонично по своей изначальной природе.