— Деревья на Бычьей горе [Нюшань] когда-то были прекрасными, но из-за близости к пригороду большого владения их обрубали топорами и секирами. Можно ли было считать их тогда прекрасными? Все, что за дни и ночи вырастало на них, что увлажнялось дождями и росами, было не чем иным, как той жизнью, которая рождается из почек и побегов. Мало того, по горе гоняли коров и овец, да еще и пасли их на ней, вследствие чего она сделалась словно вылизанная. Видя ее такой, люди начали считать, что на ней никогда не было никакого леса. А разве таковым было свойство этой горы от природы? Взять хотя бы то, что существует в человеке. Разве в нем нет сердца, испытывающего нелицеприятность и справедливость? («Мэн-цзы», 11.8).
Бычья гора символизирует неугасимую веру в человеческую способность восстанавливаться вопреки всему и поступать правильно.
Но, хоть Мэн-цзы и призывает нас поощрять высокую нравственность в других, в его идеализме есть толика реализма. Невозможно заставить человеческую природу расцвести за одну ночь, ей нужно произрастать изнутри, медленно и постепенно. Человеческий характер следует совершенствовать в правильном темпе, соблюдая тонкое равновесие между природой и воспитанием:
Среди жителей владения Сун был такой, который возымел печаль по поводу того, что его всходы на поле не растут. Он начал подтягивать их руками из земли. Вернувшись домой сам не свой от таких усилий, он сказал своим домашним людям: «Ну и намаялся же я сегодня! Я помогал всходам расти!» Сын его побежал в поле разглядывать ростки, а они все завяли. В Поднебесной мало таких, которые не помогали бы всходам расти. Но пользы всходам не только не приносят, а губят их как те, кто не пропалывает их, полагая, что в этом нет пользы, и оставляет их на произвол судьбы, так и те, кто подтягивает руками ростки из земли, якобы помогая этим их росту («Мэн-цзы», 3.2).
Взгляды Мэн-цзы на природу человека повлияли и на его политическую философию. Если сострадание и человечность способны побуждать людей тянуться друг к другу, то это должно происходить и с власть имущими. Да, правитель, проявляющий человечность и поступающий как следует, вдохновит народ поступать так же («Мэн-цзы», 8.5). Но философ считает, что призывать правителя к ответственности должны его подданные. Правители и государства служат благополучию народа, а народная поддержка есть нравственная мера легитимности правления. Мэн-цзы — первый философ, который открыто заявляет, что плохих правителей нужно свергать (и, соответственно, что убийство их не будет цареубийством). Если высокопоставленные министры не указывают руководителю на его недостатки и не призывают его измениться, то они не справляются со своим делом. «Если у государя случается большой проступок, они тогда усовещивают его. Когда, несмотря на все и всяческие уговоры, государь все же не слушает их, тогда они смещают его с престола» («Мэн-цзы», 10.9). Правитель, поставивший на первое место благополучие народа, должен всеми силами избегать войны. Мэн-цзы не верит, что войны могут быть справедливыми. «В летописи "Чуньцю" ("Весны и осени") справедливых войн нет. О том, что одни правители добрее других, сведения есть. Поход "чжэн" — это такой поход, когда высший правитель карает низшего» («Мэн-цзы», 14.2). Нападение можно оправдать, только если его цель — наказание, то есть если высший нападает на низшего, чтобы исправить его проступок (например, когда власти наказывают человека за преступление). Когда другие властители угнетают свой народ, «если вы, ван, нападете на них, кто же из них сможет устоять против вас?» («Мэн-цзы», 1.5).