Это прекрасно, но если у всех людей одинаковые природные наклонности, то почему некоторые становятся хорошими, а некоторые дурными, почему одни многого достигают в жизни и живут благополучно, а другие нет? Мэн-цзы признает, что в каждом из нас заложена и потенция плохих поступков. Людей, по его мнению, можно сбить с пути, но они поддадутся этому, только если их естественные склонности оказались нарушенными, заблокированными или неразвитыми. Задача в том, чтобы взращивать нужные побеги (поливать цветы, но не сорняки). Отсюда и его ответ Гунду-цзы: «Повинующиеся велениям своего великого [органа] тела делаются великими людьми, а повинующиеся велениям своего малого [органа] тела становятся ничтожными» («Мэн-цзы», 11.15). Стремление к материальному богатству и физическим удовольствиям, таким как еда и секс, — часть человеческой природы. Но Мэн-цзы предостерегает: им нельзя позволять затмевать внутренние моральные ориентиры. В политическом плане это означает, что правитель должен разделять материальные удовольствия со своим народом. От сердца-разума требуется оценка импульсов, исходящих от чувств. Оно решает, идут ли желания (наш малый орган) вразрез с врожденными моральными склонностями (нашим великим органом): «Орган, ведающий ушами и глазами, не размышляет, а заслонен от размышления всякими предметами. Когда эти предметы вступают в связь между собою, они увлекают его, вот и все. Что касается органа, ведающего сердцем, то он размышляет. Когда размышляет, то обретает нечто, а если не размышляет, то не обретает ничего. Если то, что даровано нам Небом, прежде всего установить на том органе, который у нас является великим, тогда тот, который является малым, не сможет отнять этого дара. Только так и делаются великими людьми, вот и все» («Мэн-цзы», 11.15).
Мэн-цзы понимает, что у неверного нравственного выбора может быть множество причин. Возможно, это слабая воля, возможно, психологические травмы, возможно, воспитания не хватило для того, чтобы ростки нравственного чувства проклюнулись и пошли в рост. Многие проходят путь к человечности только наполовину. Мы живо сочувствуем тем, кто находится рядом с нами (семье, друзьям, соседям), но выйти за пределы ближнего круга гораздо труднее. Это чувство знакомо любому, кто жертвовал на благотворительность. Мэн-цзы поясняет его на примере Сюань-вана, правителя царства Ци, который освободил жертвенного быка, потому что не мог выносить вида испуганного и невинного животного, ведомого на убой. У вана явно включился импульс сострадания. «Такого сердца вполне достаточно, чтоб быть ваном», — сказал узнавший об этом Мэн-цзы. Однако после этого правитель велел заменить быка бараном. Люди сочли, что Сюань-ван попросту скуп и потому заменил большое подношение малым. «Зачем же вы сделали такую замену?» — спросил Мэн-цзы. Сюань-ван объяснил, что сострадание его не распространилось на барана, потому что он не видел это животное живым, а быка видел. Мэн-цзы использует этот случай, чтобы высказать скрытое осуждение и пояснить, почему его собеседник-правитель не способен понять и облегчить страдания своих подданных. Дело в том, что, сочувствуя страданию, которое он наблюдал своими глазами, владыка был безразличен к страданию, скрытому из виду («Мэн-цзы», 1.7).
Но, несмотря на препятствия и помехи, которые не позволяют росткам нашего морального чувства протянуться к другим, Мэн-цзы непоколебимо уверен в том, что врожденные склонности людей к добру будут прорастать всегда. Природа человека восстанавливает себя сама, снова и снова. Он описывает это прекрасной аллегорией (которая, кстати, не ускользнула от внимания современных защитников окружающей среды):