Причиной стало одно выступление на благотворительном гала-концерте, устроенном в знак «любви» к инвалидам. На концерт пришли многие знаменитости, все сплошь бывшие звёзды кино и телевидения и популярные певцы. Ду Хун, выступавшая по особому приглашению и наряженная по случаю в длинную юбку в пол в форме колокольчика, тоже приняла участие в этом вечере. Она собиралась сыграть трёхголосную инвенцию Баха. Это полифоническое сочинение, в котором особый акцент делается на слаженной игре обеими руками. Очень сложно. Если честно, то Ду Хун лучше разучила двухголосную инвенцию, но учительница приободрила, сказав, что если уж выступать, то выступать со сложным произведением. Это было первое настоящее выступление, и Ду Хун, оказавшись на сцене, ощутила неловкость и напряжение в руках. Даже безымянные пальцы внезапно утратили былую автономность и подвижность, не демонстрируя той хорошей формы, когда они, казалось, работали сами по себе. Если уж раскладывать по полочкам, то «слабость безымянного пальца» всегда представляла для Ду Хун проблему, с которой она почти справилась, потратив кучу времени. И тут, на таком важном мероприятии, старая проблема снова дала о себе знать.
Единственное, что могла сделать Ду Хун, чтобы хоть как-то компенсировать слабость безымянных пальцев, — напрячь кисти, ударяя безымянными пальцами по клавишам, но пальцы сбились с ритма, да так, что Ду Хун самой противно было слушать. Разве это Бах? Ну где же это Бах?!
Ду Хун была перфекционистом. Ей хотелось одного — остановиться. Остановиться и начать заново. Но это же не репетиция, а концертное выступление. Ничего не оставалось, как продолжить с грехом пополам играть. Настроение резко испортилось. Ду Хун стало так паршиво, словно она проглотила кучу мух, руки то и дело допускали ошибки. Она играла и вполовину не так хорошо, как на репетиции. Ду Хун совсем отчаялась и перестала стараться. Душу наполнило невыразимое уныние.
Много раз хотелось разреветься, но хорошо, что Ду Хун сдержалась. Непонятно как, но она всё-таки доиграла до конца. На последней ноте Ду Хун от переполнявшей её обиды подняла руки и, держа кисти в воздухе, растопырила пальцы, а потом, словно так и задумано, Ду Хун задержала дыхание и ударила сразу всеми пальцами на клавиши и стала ждать. Когда стих последний звук, Ду Хун вдохнула, подняла руки и жестом показала, что закончила. Вот теперь всё. Трёхголосная инвенция обезображена до крайности. Настоящий позор. Настоящий провал. Наконец Ду Хун не выдержала, и на глаза навернулись слёзы. Но тут раздались аплодисменты. Очень-очень громкие и долго не смолкавшие. От нахлынувших чувств Ду Хун вскочила с места. Поклонилась. Потом ещё раз поклонилась. В этот момент ведущая начала расхваливать игру Ду Хун, употребив подряд пять или шесть прилагательных, а потом ещё и кучу витиеватых сравнений. Короче говоря, получалось, что играла Ду Хун прямо-таки идеально. Ду Хун тут же расхотела плакать — вместо этого в душе воцарилось спокойствие. Ледяное спокойствие. Ду Хун осознала, что она в конечном итоге всего лишь слепая девочка, которой была и навеки останется. У таких, как она, в мире единственное предназначение — вызывать у окружающих снисхождение и сочувствие. То, что слепая может вообще хоть что-то сыграть на пианино, — уже достижение.
Ведущая схватила Ду Хун за руку и потащила к краю сцены, а потом сказала:
— Крупный кадр давайте! Крупный план!
Только тут Ду Хун поняла, что её показывают по телевизору, и на неё смотрит вся провинция, а то и вся страна. Она не знала, что и делать. Ведущая велела:
— Представься, как тебя зовут?
— Ду Хун.
— Погромче, пожалуйста!
— Ду! Хун!
— Ты сейчас рада? — снова спросила ведущая.
Ду Хун подумала-подумала и ответила:
— Да, рада.
— Погромче, хорошо?
Ду Хун вытянула шею и прокричала:
— Да! Рада!
— А почему? — не унималась ведущая.
Почему рада? Что это за вопрос? Этот вопрос поставил Ду Хун в тупик, но ведущая пришла на выручку:
— Ладно! Что ты сейчас больше всего хотела бы сказать?
Ду Хун пошевелила губами. Вспомнила какие-то готовые сентенции про то, что надо «постоянно самосовершенствоваться», и про то, что «надо наступить судьбе на горло», но не смогла сразу же связать их воедино. К счастью, тут зазвучала музыка. Скрипка. Сначала тихонько, но постепенно приближалась и становилась громче. Мелодия была лирическая и очень жалостливая. Ведущая не стала дожидаться ответа и под музыку начала рассказывать историю Ду Хун, причём с такими интонациями, словно декламировала стихи. Она рассказала, что «бедняжка Ду Хун» с рождения «ничегошеньки не видит», но «бедняжке Ду Хун» хватило «мужества жить дальше». Ду Хун разозлилась. Она ненавидела, когда её называли «бедняжкой» и говорили, что она «ничегошеньки не видит». Ду Хун стояла с вытянувшимся лицом, но ведущую переполняли эмоции. Настало время подвести жирную черту, и ведущая проникновенным голосом задала важный вопрос:
— Ду Хун, почему ты сегодня захотела сыграть для всех нас?