Читаем Китайский массаж полностью

Да уж, почему? Ду Хун и сама хотела бы послушать. В зрительном зале воцарилась мёртвая тишина. Ведущая сама ответила на свой вопрос, растрогав зрителей до слёз:

— Бедняжка Ду Хун хотела отблагодарить всё общество, каждого из вас, всех дедушек и бабушек, дяденек и тётенек, мам и пап и всех детишек за вашу любовь!

Скрипка только что звучала фоном, а вслед за голосом ведущей вышла на передний план, отдаваясь эхом во всём зрительном зале, во «всем обществе», в каждом уголке земного шара. Эта скорбная мелодия, похожая на погребальные песнопения, проникала в самое сердце. Ведущая внезапно задохнулась — ещё слово, и она сама разрыдалась бы. «Отблагодарить». Вот уж о чём Ду Хун не думала. Она просто сыграла отрывок из Баха. Хотела сыграть хорошо, но не смогла. За что отблагодарить? Кого отблагодарить? Она кому-то задолжала? Когда? Да ещё и «всему обществу». Кровь прилила Ду Хун к лицу. Она что-то сказала, чётко помнила, как что-то сказала, но микрофон уже вырвали из рук, так что слова были равносильны молчанию. Звук скрипки достиг уже кульминации и резко прекратился, как раз поставив точку после слов ведущей. Ведущая обняла Ду Хун за плечи и повела её со сцены. Ду Хун всегда ненавидела, когда ей помогают идти. Ею двигало тщеславие. Она может сама. Пусть она «ничегошеньки и не видит», но вполне в состоянии сама уйти со сцены. На неё же смотрит «всё общество». Ду Хун хотела вырваться из рук ведущей, но сила любви непримирима, и ведущая руки не разжала. Ду Хун так и спустилась со сцены, бережно поддерживаемая ведущей. Она поняла, что пришла сюда не из-за музыки, а ради того, чтобы подчеркнуть чужую любовь, а ещё чтобы вернуть долг. Долг этот Ду Хун пока не исчерпала, но трогающая за живое мелодия для скрипки замолвила за неё словечко. Окружающие плакали, и чужие слёзы покрывали её долг. Сделайте доброе дело, пожалейте меня! Руки у Ду Хун тряслись, ведущая вызывала у неё отвращение. И музыка тоже вызывала отвращение. Ду Хун подняла голову и гордо задрала подбородок. Так вот, оказывается, что за штука эта музыка. Дрянь!

За кулисами стояла учительница музыки. Она заключила Ду Хун в объятия, прижав к груди, испытывая одновременно и горе, и восторг. Ду Хун не могла понять, с чего вдруг столько радости и столько горя, и не знала, как реагировать. Она лишь чувствовала дыхание учительницы, горячее, уже обжигающее.

Ду Хун чуть не получила ожог от дыхания учительницы и больше в класс, где проходили занятия игры на пианино, не заходила. Учительница сама пришла к ней в общежитие спросить, в чём причина. Ду Хун выставила соседей по комнате и заявила:

— Я больше на пианино играть не буду. Научите меня на эрху[19] играть.

Учительница недоумённо спросила:

— Это зачем ещё?

— Когда пойду на улицы зарабатывать пением, эрху брать с собой удобно.

Эти слова прозвучали совершенно неожиданно, и тон был саркастический, что несвойственно её возрасту. Но Ду Хун сказала то, что чувствовала, она уже не ребёнок, надо строить планы на будущее. Не может же она всегда с утра до ночи подниматься на сцену и отдавать долги обществу, сколько такое может продолжаться?

Да пошла бы ты, музыка! С самого начала эта ваша музыка полная херня! Она один разик сыграла Баха, а теперь в неоплатном долгу до конца жизни. Это выступление оставило в душе Ду Хун позорный след навсегда.

Ду Хун опомнилась в последний момент, что называется, «остановила коня на краю пропасти». Девушка была непреклонна и отказалась не только от уроков игры на пианино, но и от любых концертов. Что такое «благотворительные концерты»? Что такое «повеления сердца»? Можно сказать, она поняла. В конечном итоге — это когда вытаскивают инвалидов, чтобы растрогать здоровых людей. Люди очень любят умиляться, «всему обществу» требуется умиление. Умиляйтесь, рыдайте — это так приятно! Но не надо меня больше в это втягивать, у меня всё хорошо. Не стоит из-за меня лить слёзы.

Ду Хун подумала-подумала и в итоге остановила свой выбор на традиционном массаже туйна. Слово «выбор» не совсем правильное, поскольку на самом деле у Ду Хун не было альтернативы. Ду Хун снова вытянула руки, но в этот раз дотронулась не до клавиш, а до тела однокурсницы. Что касается массажа, то тут жизнь сыграла с Ду Хун шутку. Говорят, на пианино сложно играть. А вот Ду Хун начала учиться без усилий, не включая голову. А массаж — такое лёгкое занятие, но Ду Хун эта учёба не давалась. Вот, скажем, активные точки. Ду Хун никак не могла их запомнить. Запомнила — не могла найти. Нашла — не получалось освоить технику. В игре на пианино важны в основном сила и скорость удара по клавишам, и Ду Хун переносила ту же технику в работу с пациентом. Видели бы вы, как над ней смеялись однокурсники! Она надавливала точку на теле, а однокурсница озвучивала: «До!», Ду Хун снова нажимала, а та говорила: «Ре!» Затем, естественно, следовали фа, соль, ля, си. Тут Ду Хун щипала девушку, а та ойкала. Смех смехом, шутки шутками, но Ду Хун не могла избежать сожаления. Столько лет растрачено впустую, как же ей устроится нормально после окончания обучения?

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека китайской литературы

Устал рождаться и умирать
Устал рождаться и умирать

Р' книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает СЃРІРѕС' грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.Р'Рѕ время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на СЃРІРѕРёС… СѓР±РёР№С†, не РїСЂРёРјСѓС' в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом РјРёСЂРѕРІРѕР№ литературой.Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом СЌРїРѕСЃР°, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а РїРѕСЂРѕР№ и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со СЃРІРѕРёРј творчеством: в ней затронуты основные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная СЃРІРѕР±РѕРґР° письма, когда автор излагает СЃРІРѕРё идеи «от сердца».Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение РјРЅРѕРіРёС… десятилетий.РњС‹ живём в истории… Р'СЃСЏ реальность — это продолжение истории.Мо Янь«16+В» Р

Мо Янь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее