– Брось, ты просто избаловался.
– Совершенная правда! – рассмеялась княгиня. – В гонках чего только не случится. Прошлым летом – вы слышали, конечно, о Киевском пробеге? – так вот, у Виленского лопнула шина, у Цейтшеля испортился радиатор, а у Эрле – руль. Фон Мекку попался на дороге нищий, который даже головы не поднял на сигнал. Несчастный Николай едва справился с своим авто. Ну, – она стеснительно улыбнулась, – а ваша покорная слуга была доставлена к финишу на машине Беккеля. Где, вы сказали, была гонка?
– В Индианаполисе, – ответил Д.Э. Саммерс.
– В Саванне, – сказал М.Р. Маллоу одновременно с компаньоном.
Лицо княгини не изменило выражения.
– Давно ли? – поинтересовалась она.
– Летом, ваше сиятельство.
– Ну конечно! «Олдсмобиль» и «Лавуазье». Индианаполис и Саванна! Так, значит, ваши настоящие имена – … – княгиня как будто спохватилась, прикрыла рот рукой в перчатке и обратила на двоих джентльменов выжидательный взгляд.
Но компаньоны только потупили очи и, улыбаясь, покачали головами.
Саммерс в задумчивости
Была уже почти ночь, когда двое джентльменов поднялись к себе в номер. Hôtel “Européenne” был действительно очень européenne, в смысле расходов – слишком.
Саммерс опустился в кресло – со всеми предосторожностями.
– Нам понадобится переводчик. Местный и ни в коем случае не имеющий отношения к «Автомобиль-клубу».
– Если он будет знать английский, или хотя бы французский, это неминуемо означает, что он из публики образованной и наши с вами неспортивные методы выплывут наружу. А русского, дорогой компаньон, мы не знаем. Что будем делать?
Идея относительно того, как именно выигрывать гонку, пришла в голову М.Р. Маллоу, который полагал, что шутит, до тех самых пор, пока в дело не вмешался компаньон. Он утверждал, что идея прекрасна, и что все, что нужно, сделают на заводе “Treugolnik” – знаменитом на всю Европу заводе резиновых изделий.
Но сейчас Д.Э. молча курил.
– В случае чего закажем в Лондоне, – сказал Маллоу. – Выйдет только немножко дороже.
Компаньон скрипнул бандажом, удобнее устраиваясь в кресле. Он продолжал молчать.
– Да, но люди, – в глубоком раздумье повторил М.Р. – Нам нужны переводчик, пресса… нет, главное – переводчик. Но как его найти? Как?
«Петербургский листок»
Петербург, 19 января. Назначен автомобильный пробег. Состоялся торжественный прием в Автомобиль-клубе. Председатель клуба г-н Всеволожский провозгласил тост за Государя Императора, флигель-адъютант Свечин – за президента автомобильного общества его Высочества великого князя Михаила Александровича. Тосты были покрыты криками «ура» и гимном. 8 февраля в 9 часов утра назначен старт. В ралли участвует единственная женщина-автомобилистка, кн. Долгорукая.
– Что хочет этот человек? – с интересом спросил Саммерс, обращаясь к Долгорукой.
Сегодняшнее собрание было коротким. Автомобилисты покинули клуб в семь, чтобы, теперь уже как можно быстрее, начать приготовления.
– Который? – княгиня обернулась в ту сторону, где в мутном желтом свете уличного фонаря граф Всеволожский отмахивался от умолявшей о чем-то личности.
Личность была в пальто и картузе с ушами, из которого были видны только нос цвета персидской сирени и запотевшие, несмотря на холод, очки.
– Ах, этот? Дрянь, репортеришко. Подробностей клянчит.
– Василий Павлович, – специально по-английски сказала юная баронесса (она очень жалела, что уезжает и не сможет участвовать в ралли), – не обращайте вы на него внимания. Он и отстанет.
– Не могу, Галина Николаевна, – с досадой ответил ей Всеволожский, – совсем стыд потеряли.
Хотела ли баронесса Galina Nikolaevna, чтобы двое джентльменов поняли, в чем дело, или, может быть, не хотела, чтобы репортер узнал, что на него обратили внимание, но произошло неожиданное.
– Ваше Сиятельство, но я репортер “Peterburgsky Listok”! – английский личности обнаружил отличнейший акцент ирландского докера. – Всего пять минут! Окажите любезность!
Обернулся Мордвинов с брезгливым выражением лица и отчетливо произнес: “Gorodovoy!”. Репортер проворно отскочил и направился прочь. Это явно означало полицию. Каково же было удивление двоих джентльменов, когда вместо высокого, как положено, полицейского в форме, появился низенький, упитанный kossak, с такими же самыми выпученными глазами, что и у типа на площади, такой же закутанный и так же увешанный оранжевыми шнурами поверх своей черной шинели. Kossak оказался не kossak. Это был русский putoshnik.
Не мешкая, он поднес ко рту свисток, но Всеволожский махнул рукой: мол, не надо. Автомобилисты рассаживались по машинам.