Экипировка обошлась двоим джентльменам примерно в четыре сотни – весь оставшийся у них капитал. Дикая, невероятная глупость для людей, стесненных в средствах, потому что в Гамбурге все то, что пробило такую дыру в наличном капитале, можно было купить в три раза дешевле. Но двое джентльменов, обеспокоенные визитом к представителю высшего общества, даже не задумались над словами профессора о вольном городе, свободном от таможенных пошлин. Зато, следуя все же совету Найтли, они не стали пересекать границу с Германией (тут сэкономили), сели на поезд из Берлина и добрались до русской границы в Verzhbolovo. Из огромного и темного здания таможни с ее низкими, грязными столами, двое джентльменов вышли, едва не держась за сердце. Точнее, это Д.Э. Саммерс хватался за грудь: у него за пазухой лежали сосиски, завернутые в газету. Откуда он мог знать, что в Россию запрещено ввозить любые книги, газеты или журналы? Положение спасли только жирные пятна: прочесть газету было невозможно.
– По-моему, после такого они обязаны на тебе жениться, – высказался М.Р. Маллоу, в ужасе проследовавший вместе с компаньоном на личный досмотр.
У него всего лишь отобрали путеводитель Бедекера, который он надеялся почитать в дороге. Но хуже всего было то, что приезжающие, пересекая границу, становились немыми. Никто никого не понимал. Здесь не то, что не говорили по-английски. Никто также не говорил и по-французски. Кроме, правда, старого еврея – владельца меняльной будки, напоминавшего сушеную саранчу. Саранча обменяла доллары компаньонов по своему собственному курсу. Деньги, конечно, можно было обменять и в банке – по курсу самому, как уверял Найтли, обычному, но проклятый персонал в поезде не брал доллары даже с прибавкой. Рубли нужны были до зарезу.
Несколько утешило то обстоятельство, что русские поезда, в отличие от немецких, просторнее, комфортабельней и теплее, но тут же выяснилось, что едут они невыносимо медленно.
Наконец, мрачным серым утром двадцать шестого января двое джентльменов прибыли в Санкт-Петербург. Вокзал был маленький, низенький, занюханный, поезда выходили прямо из под навесов, здорово напоминая журнальные карикатуры на Лондон.
Никаких волков по улицам не бегало. Были кэбы, трамваи и такси, хотя такси было досадно мало. Белку видели только один раз, в Alexander Garden. Она была серая, худая, сидела высоко на дереве и не обращала на прохожих никакого внимания. И все-таки удивительная страна Россия не походила ни на одну из других стран. Во-первых, на улицах совсем не было темнокожих. Во-вторых, там не было ирландцев. В-третьих, что вообще уже ни в какие ворота не лезло, не имелось евреев. В субботу – и никаких пейсов, накидок, шляп. В-четвертых, едва ли не более половины мужчин на улицах составляли военные. Ну и, кроме того, нужно было вести себя осторожно, чтобы вовремя заметить putoshnik, который в любой момент может потребовать у вас взятку или отправить в Сибирь. Так, ежеминутно оглядываясь и утирая выступившие от мороза слезы, двое джентльменов взяли izvozchik и добрались до Hôtel “Européenne”. Кругом лежал грязный снег, дворники посыпали его песком. В подворотнях пахло кошками, навозом и сыростью.
Граф Мордвинов
Граф Мордвинов нажал кнопку электрического звонка в своем кабинете.
Его сиятельству было лет двадцать пять, у него было холеное породистое лицо с тонким ртом под щеточкой усов и идеальный пробор с вороным отливом. Сейчас это лицо выражало уверенность и спокойствие. Можно было подумать, что шантажисты посещают графа ежедневно. Профессор Найтли струсил: он ни слова не сказал двоим джентльменам о том, что уже имел переписку с графом, и получил вместо наследства письмо. Письмо это было столь же коротким, сколь и неприятным. Таким же, надо думать, как и недлинная речь графа, которой он ответил двоим джентльменам.
– Нам очень жаль, – сказал на это Д.Э. Саммерс и приподнял правую бровь.
– Нам очень жаль, – перевел графу М.Р. Маллоу.
– Хорошо, – ответил граф, – я понял ваши условия.
Он молча раскрыл ящик бюро. Компаньоны знали, что он полез за чековой книжкой. Граф, однако, вынул несколько купюр, добавил одну, и брезгливо подал стоявшему перед ним М.Р. Маллоу.
Саммерс пришел в ярость. Он проклял французский, благодаря которому некоторые дохлые типы молча принимают нищенские подачки. Он хотел возразить, но не успел этого сделать: именно в этот момент граф нажал кнопку звонка. Смуглые молодые люди с опасными глазами не располагают к возражениям. Таких было двое и они появились совершенно бесшумно.