Читаем Китайцы как самостоятельная раса полностью

Горе, несчастье китаец переносит с величайшим мужеством, и забывает их поразительно скоро. До крайности нетребовательный в жизни, он способен мириться со всякими случайностями, невзгодами, и не приходит в отчаяние даже в совершенно, повидимому, безысходном положении. Тоска по родине есть самая сильная и продолжительная эмоция, которую он только может испытывать; поэтому всякое путешествие за пределы империи ему противно. Интересно, что обряд оплакивания совершается не только женщинами, как везде у отсталых в цивилизации народов, но и мужчинами. Все приходящие должны, согласно обычаю, проливать слезы, падая ниц у гроба, справа или слева, смотря по возрасту, родству, общественному положению и пр.; женщины и девушки плачут за занавеской. Еще более странно — и на европейца действует даже неприятно — поведение отца, у которого только-что умер сын; когда родственники и знакомые начинают собираться в дом, чтобы выразить сочувствие родителям в тяжелой утрате, они застают хозяина дома не плачущим, а смеющимся! Он встречает гостей на крыльце с веселой улыбкой на устах и приблизительно такими речами: “Ха, ха, ха, слышали? Сын-то мой умер, кто мог думать, вот забавно-то, ха, ха, ха»!.. Обряду траура в Китае придается государственная важность, и чиновник, потерявший родителей, должен на продолжительный срок оставить службу. Заков дает самые точные указания, по ком, сколько времени и как совершать обряд траура, и определяет размеры наказания за несоблюдение его. Отмечу еще, как оригинальное явление, что свадебные наряды в Китае заказываются у гробовщиков, так как магазины для радостного и печального события — общие.

VIII.

Китайцы — народ физически крепкий. Их кули и дженерикши развивают большую силу. Впрочем, на нашем Дальнем Востоке пришлось убедиться, что их чернорабочие слабее русских и работают медленнее, но терпеливее и настойчивее. Физический труд совершается китайцами в высокой степени механически, по усвоенным из поколения в поколение крайне однообразным привычкам. Там, где требуется работать и не рассуждать, им нет конкуррентов. Они способны развить деятельность необычайно большую и выполнить очень крупные предприятия безпрекословно и с автоматической точностью. Постройка знаменитой китайской стены на протяжении нескольких десятков тысяч верст свидетельствует не только об отсутствии воинственности у народа, но еще более о наличности замечательной трудоспособности. Китайцы по природе своей — люди подвижные и болтливые. Движения их плавны, размашисты и ловки, но своеобразны: в них есть что-то бабье, что заставляет наших крестьян подсмеиваться над ними и отрицать в них достоинство мужчин. В Китае во всех школах испокон веков преподаются мимика, пантомима, жестикуляция и церемонии вообще, как предметы очень существенные и обязательные, почему естественно, что в движениях даже простолюдинов проглядывает некоторая театральность.

Речь — плавная, мягкая, музыкальная, для вашего уха приятная, хотя сочетание звуков своеобразное, различное, и часто слышатся свистящие звуки. Говорят люди не словами, как у нас, а звуками, которые, сами во себе отдельно взятые, как утверждают знатоки, не имеют определенного внутреннего смысла. Письмо состоит не из слагаемых букв, а из иероглифических знаков, представляющих собою понятие о вещи. Свои романы, повести и стихи вслух китайцы, кажется, не читают; письмо предназначено для восприятия зрением, а не слухом. Речь имеет ту особенность, что звук “р» в каком бы то ни было сочетании не встречается. Чтобы артикулировать "р",язык, как известно, приподнимается в верхним резцам и приводится в движение, причем вдоль его образуется углубление, по которому гонится воздух. Вот этого-то они сделать и не могут. Обстоятельство это важно, так как указывает, что самая иннервация языка у них не вполне тожественна с наблюдаемой у народов индо-германской группы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука