Клад

— Ты и подарил монету? Женщине, как я понимаю.

— Да. Но соседке я заплатил сколько мог.

— Не сомневаюсь, что ты ее не обидел, хотя она более правильно мыслила. Ну а дальше что?

Называть Веру Пашкову не хотелось. Да и нужно ли говорить о том, что именно она узнала о принадлежности монеты к кладу? Тогда и Валеру придется вытаскивать. А зачем он Моргунову? Сейчас главное важно.

— Не буду растекаться по древу. Соседкин брат умер и оставил ей дом. В огороде этого дома она и нашла монету. Давно еще, сразу после войны.

— Это точно?

— Конечно. Вам в самом деле интересно?

— В самом. Говори, говори!

— И вот на поминках случайно в разговоре выяснилось, что третий сосед, бывший хирург, оперировал во время боя за мост покойного Захара.

— Хозяина дома?

— Он был тогда путевой обходчик.

— Обходчик? — откровенно удивился Моргунов. — И был ранен в бою? А умер только сейчас?

— Я же говорю. С неделю…

Михаил Васильевич сдвинулся на стуле вперед.

— Выходит, обходчик неделю назад умер? — повторил он, с непонятной для Саши настойчивостью интересуясь судьбой «почтенного Захара».

— Какое это имеет значение?

— Сам судить будешь. Сейчас я тебе расскажу кое-что. И покажу, пожалуй. Но начать придется с предыстории…

Несколько лет назад Михаилу Васильевичу Моргунову случилось поехать в министерство. Разумеется, ездил он туда и раньше, и позже, но всегда поездки эти воспринимал как обременительные, ненужные и унизительные. «Гигант индустрии», на котором несколько десятков человек изготовляли стандартную продукцию, вполне мог бы обойтись и без столь высокой опеки.

Однако в столице существовало многоэтажное здание, где сотни людей, из которых можно было бы укомплектовать не один заводик, подобный мини-предприятию Моргунова, оградившись стеклом и бетоном, небедно кормились, имитируя полезную деятельность, а фактически всемерно мешали делу, месяцами рассматривая бумаги, вместо того чтобы решить простой вопрос в течение нескольких минут телефонного разговора. Люди эти прекрасно понимали, что, решая вопросы быстро и по-деловому, они не только ничего не выиграют для себя лично, но даже поставят под удар уютное существование в импортных креслах за полированными столами-самобранками.

Напротив, их низовые подчиненные в отличие от вышестоящего управляющего аппарата в быстром решении вопросов были кровно заинтересованы. Вдоволь намордовавшись и ничего не добившись на месте, они собирались и ехали, чтобы «решить наверху». По опыту они хорошо знали, что заинтересованному от незаинтересованного добиваться всегда трудно, и ехать нужно не с пустыми руками. Понятно, объемы и формы их «признательности» зависели от важности проблемы, но это вовсе не означало, что малым просителям приходилось легче. Так, один коллега Михаила Васильевича, приглашенный приехать в пятницу, чтобы решить вопрос в понедельник, ослушаться не посмел, поил, несмотря на подорванное здоровье, два дня нужных людей в интересах дела, а утром в понедельник скончался, как говорится, сгорел на боевом посту.

После этого печального события Михаил Васильевич решил, что с него хватит, хотя и понимал, что в мире действует закон сохранения, а в данном случае расходования энергии, согласно которому он потеряет здоровье, ходя из кабинета в кабинет с пустыми руками, гораздо больше, чем просители желанные, и может свалиться со стула в приемной с таким же успехом, как и покойный коллега в гостиничном номере.

Но Моргунов был упрям. Он глотал успокаивающие таблетки, массировал под пиджаком грудную клетку и, подавляя желание сказать все, что думает, доказывал очевидные вещи равнодушным людям, в глазах которых выглядел глупым и бесполезным периферийщиком. Однако, убедившись в его непробиваемом упрямстве, кое-что ему все-таки пообещали — что сделаешь с тупарем! — и Михаил Васильевич покинул большую контору измотанным, но не без результата. А главное, унизительная процедура осталась позади, а из трудностей он, как не раз уже бывало, выпутается, хотя на бумаге и придется что-то подтасовать, чтобы отвязаться от лжецов, живущих видимостью жизни и постоянно занятых искажением ее сути, воздвигнувших свои «бумажные» комбинаты, чтобы отравлять среду нравственную не меньше, чем комбинаты химические среду природную.

До отъезда еще оставалось время, и Михаил Васильевич, присев на скамейку в ближайшем сквере, задумался, как использовать оставшиеся часы. Честно говоря, после министерских «деловых игр» Моргунова не тянуло ни в театр, ни на модные выставки. Сердце нуждалось в живом общении, накипело на душе немало. Но где найдешь в этом деловом городе собеседника, чтобы понял, чтобы не промелькнуло у него в глазах — «с луны ты свалился, что ли, старый чудак!». Он перебрал в голове местных знакомых, но к одним идти с бутылкой нужно было, другие жили в вечной замотке, третьи… И тут как ударило: Лаврентьев!