— Такая, как у меня, я же с ним породнилась.
— Неужели Лаврентьев?
— Да ты что вскочил?
— Удивительно! Это, значит, ты Моргунову его бумаги отдала?
— Ну, даешь! Слушай, ты сейчас тоже где-нибудь служишь?
— Нет. Мне вчера Моргунов эти бумаги показывал.
— Надо же! Знаешь, мы их полистали, секретного вроде ничего, так, обрывки из отрывков на вольные темы. То он писал, как в ГДР ездил, то насчет молодежи брюзжал, ну и всякая муть. Да мы все и не читали, почерк мелкий, многое перечеркнуто. Короче, мы решили, что это все личное… Вот и валялись бумаги. А однажды приходит дядечка весь шарообразный, провинцией так и светится. Я, говорит, к фронтовому другу… Короче, Моргунов. Я его огорчила, конечно. Друга-то нету. Возьмите хоть бумаги, пожалуйста. Это же не контрольный пакет акций, зачем они нам? Правильно я говорю?
— Наконец-то неправильно. Возможно, эти бумаги дороже акций.
— Ну?
Александр Дмитриевич натянул брюки.
— Куда ты собрался?
— Никуда. Прикрываю телеса, чтобы мне бегать не предлагала. Иди сюда. К окну.
Дарье фигуры стыдиться не приходилось. Она одеваться не стала.
— Видишь опоры старого моста?
Луна светила щедро, лишь слегка ущербленная серой тенью, и опоры в голубом свете выглядели четко и таинственно, как руины древних замков.
— Ну?
— Мост взорвали, когда по нему проходил немецкий эшелон, а в последнем вагоне везли так называемый «клад басилевса». Вагон в воду рухнул, но клад не нашли, хотя немцы всю округу языками повылизывали. Клад-то был уникальный.
— Откуда ты знаешь?
— Ваш дядюшка здесь служил, в гестапо. А точнее, в тайной полевой полиции, гехайме фельд полицай. Его свидетельству цены нет. Все ведь считали, что клад в Германии пропал, а не здесь.
— Думаешь, немцы проморгали?
— Немцы провели тщательный обыск, допросы и даже расстреляли путевого обходчика, хозяина этого дома. Кстати, путевой обходчик и твой дед — одно и то же лицо.
— Не понимаю.
— Да, тут непонятное. Лаврентьев пишет, что обходчика расстреляли, а он педант был, сама говоришь. Но дед прожил еще четыре с половиной десятка. Хотя и был ранен.
— А это откуда?
— От Доктора, вашего соседа.
— Неужели и Доктор в фельд полицай служил? Это же как в анекдоте про ставку фюрера, все там наши…
— Вовсе не анекдот. Доктор был среди нападавших и деда на ноги поставил.
— Может, деда недостреляли? Так ведь бывало. Из могилы выполз?
— Не был он в могиле! Тогда, во всяком случае. С дедом полная ясность. А вот клад тю-тю.
Дарья повела очень белыми в лунном свете плечами.
— Ну и ночка! Бр-рр… Покойники, могилы, клады. Слушай, мне луна на нервы действует. Страшно. Пойдем ляжем. Я хочу к тебе прижаться.
Он протянул руку и обнял ее.
— Слушай! Если найдешь клад, половина моя законно. Раз дом мой и дядька.
— Согласен…
В эту минуту он мог бы многое ей отдать.
Потом Дарья попросила:
— Дай мне глоток водки… Спасибо.
Она хлебнула и опустила бутылку на пол.
— Все-таки интересно…
— Что?
— Клад этот. Который тю-тю. Выходит, он утонул?
— Я бы тоже так подумал, если бы не Фросина монета.
— Она ее здесь нашла?
— В огороде, через который ты ходила купаться.
— Монета из клада? Ты уверен? Откуда это известно?
— Из «Археологического вестника».
Дарья подумала.
— Нужно обследовать двор.
Саша улыбнулся в темноте.
— Плохо ты Захара знала. Будь уверена, в его земле ни один клад не отлежался бы. Наверняка он тут каждый сантиметр прощупал не хуже немцев.
— Как же, по-твоему, монета в огороде оказалась?
— Не знаю. Мог кто-то уронить, потерять, когда тащил клад.
— Слушай! Я не помню, а что Доктор говорил?
— О кладе он не говорил.
— Что же он монетой заинтересовался?
— Это в связи с Захаром.
— Думаешь? А мне его физиономия не понравилась. Такие вечно себе на уме, скрытничают.
— Ну, на тебя он поглядывал довольно откровенно.
— Ревнуешь? Это хорошо. Значит, я тебя зацепила все-таки… Но ты должен с ним поговорить. Уверена, он темнит. Я чувствую…
«Господи, опять чутье!..»
Саша уже боролся со сном. Охватывала усталость.
— Не спи, — толкнула его Дарья. — Ты должен с ним повидаться. Завтра же. Слышишь?
— Утро вечера мудренее, — пробормотал Саша и провалился в небытие.
Однако утром они слегка повздорили. Александр Дмитриевич собирался стушеваться на несколько дней, не появляться в «замке», а с Дарьей видеться здесь или дома. Но она внесла в их первоначальный план решительные коррективы.
— Приезжай во второй половине дня.
— Зачем?
— Как зачем? Ты же должен поговорить с Доктором. Уверена, у него есть в запасе пара слов за этот клад.
Пашков вздохнул. Он понимал, что повидать Доктора нужно, но сегодня?
— Какие еще проблемы?
— Не хочется так сразу под всевидящие очи.
Дарья расхохоталась.
— Угрызения испытываешь? Ничего. Любишь кататься, люби и саночки возить.
Он поморщился.
— Да ты что? В самом деле скис? Сколько тебе лет?
— Вот именно. Много.
Пояснять подробнее не имело смысла. Его состояния Дарья понять не могла, а уж возможное неодобрение «старичья» вообще игнорировала.
— Плевать на этих ханжей. Делают вид, что в их время детей в капусте находили. Может быть, и в капусте, конечно, но юбку все равно задирать приходилось. Правильно я говорю?