Клад

— Это, однако, черт-те что, Игорь Николаевич, — говорил он возмущенно Мазину. — Вы же лучше меня понимаете, что значит авторитет министерства. И Николай Анисимович не рядовой министр, а тем более Чурбанов. Он же Зять! — Слово «зять» было произнесено с заглавной буквы. — А у вас тут — подразумевалось — в провинции — все еще какие-то дикие нравы. Талантливого литератора могут запросто избить, сотрудники милиции воровку из сельмага охраняют! Мы пишем, стараемся, поднимаем престиж, а эти болваны способны так скомпрометировать… Нет, я думаю, в ваших же интересах примерно наказать. Это важно. Представьте такую новость где-нибудь там, на радио «Свобода». Да они так обыграют, такую конфетку сделают…

Мазин выслушал внимательно и согласился. Хотя радио «Свобода» его волновало мало. За то они и доллары получают, чтобы «конфетки» делать. Другое мучило Мазина. Ничем его Брусков не удивил, к сожалению. Был он и без него наслышан. Но на этот раз, глядя на потерянного и подавленного Пашкова, решил сходить к генералу, хотя большой надежды, по правде, не питал, ибо состоял с шефом в отношениях ближе к официальным, чем доверительным.

Генерал был второй большой начальник за время службы Мазина. Первый, легендарный Дед, человек без юридического образования, да и вообще без высшего образования, связал себя с утро с подростковых лет и тогда же впитал на всю жизнь простую, но далеко не всем понятную истину: человек идет в милицию, чтобы бороться с преступниками. И он боролся. И чувствовал «своих» людей, его не отпугивали университетские значки, хотя в душе он и благоволил к практикам. Мазина Дед оценил сразу, еще в малых званиях, поощрял, и тот работал без оглядки, понимая, что делает дело нужное, а начальство это видит и ценит.

Но вот Деда «ушли». Сначала сверху пошел шепоток, что засиделся старик, да и без образования, да и при культе долго прослужил… Короче, новые времена, новые песни. И кадры росли новые, а им дорогу нужно уступать, чтобы, так сказать, не ослаблять поступательного движения. Короче, пошептались и «ушли», соблюдая проформу. Были и благодарственные речи, и призывы «не покидать строя на заслуженном отдыхе», и адреса в красных папках, на которые Дед поглядывал с мудрой тоской во взгляде. Потом он полил в последний раз цветы у себя в кабинете и ушел.

Новый генерал носил университетский ромб, но жуликов никогда не ловил, а выдвигался на ответственных работах и постах. Короче, никакой он был не генерал, а лишь высокопоставленный чиновник, для которого милицейская служба стала очередной ступенькой карьеры, на которую его приподняли, и он выполнял эту службу с той же заинтересованностью и активностью, с какой руководил бы легкой промышленностью или облоно. Был начальник неглуп, а в практике обхождения с людьми и потоньше Деда, погибче. Понимал он и Мазина, знал, что такие работники ему нужны, потому что одними приписками раскрываемость на уровне не удержишь, но видел, что и Мазин его понимает, и потому относился к нему так, как считал наиболее разумным, — работать не мешал, а с поощрениями и выдвижениями не спешил, предпочитая добродушно пошучивать насчет орлов-сыщиков. Бывал у него Мазин только по необходимости.

И на сей раз он появился на ковре по делу, которое счел необходимым. Генерал такого не ожидал, вначале удивился, а потом просто расстроился. Однако Мазина не оборвал, не сказал: «Не лезь не в свои дела», — а выслушал и покачал головой.

— Ах, Игорь Николаевич! Ну что вы за неугомонные люди, сыскари. Разве мало тебе бандитов, убийц, что ты еще в собственной избе сор ворошить хочешь? Это ведь легко мыслится — накажи, уволь из органов, а на деле? Все они люди а, сам знаешь, с людьми у нас не густо. Знаешь, сколько получаем. Для тебя вся наша работа вокруг розыска крутится, а мы-то не только розыск, мы управление внутренними делами. Не зря я зеленую шинель ношу, а не серую. Внутренние дела — это знаешь сколько дел?

— Вот и следует дать по рукам, чтобы дел поубавилось.

— Горячий ты человек. Да что ж, по-твоему, этот Денисенко — так звали офицера, угрожавшего Саше Пашкову, — преступник какой, а ты его выследил? Служака он, ну, недалекий, служит как умеет, мало ли у нас таких? Ему в руки акт, вот и напортачил, не разобрался.

— Какой же это акт?

— А он юрфак, как ты, не кончал. Он, между прочим, от станка, трудовым коллективом направлен.

— Избавиться от балласта хотели.

Генерал вздохнул про себя, как делают люди, в присутствии которых говорят об очевидном, однако не очень приличном.

— И так бывает. Но он мне рапорт написал. Литераторы эти, сам знаешь, с завихрениями, эмоций много. Думаю, конечно, дыма без огня не бывает, но ведь дым всего-то. Никто его пальцем не тронул. Зачем же огонь раздувать?

Мазин напрягся, преодолевая себя, приходилось идти на то, что ему было не по душе.

— Брусков, между прочим, вхож к Чурбанову.