Кладезь безумия

– Извини, Сэл, одолжить не могу, – ответил я. – Съезди на Шулявку, там для тебя что-нибудь подберут. И насчет дома ты слегка погорячился, если помнишь.

– Да я обойдусь, – сказал Салоникус, – а ты, если эти порвешь, то замена, значит, есть.

– А зачем мне рвать собственные джинсы? – поинтересовался я.

– Потому что мы сейчас пойдём, – Салоникус поднял указательный палец вверх, а затем ткнул им в сторону стройки, – и посмотрим, что они на самом деле там строят.

– К такой-то матери все то, что они там строят, – остановился я. – Пойдем, куда шли, потому что я хочу увидеть Анжелу, ты слышишь меня? Твои фокусы прекрасны, но есть дела и поважнее.

Салоникус покачал головой.

– Ты не понял, Евгений. – сказал он. – Мы именно сюда и шли.

… Пришлось раза три протарабанить в ворота, прежде чем из-за них показалось лицо, облаченное в защитную каску. Он так на нас посмотрел, как будто мы ворвались к нему в дом, слопали в холодильнике все сосиски и выпили все его пиво.

– Посторонним нельзя, – сказал вахтенный не то, что думал. Потому что думал он явно что-то вроде «шли бы вы нахрен отсюда, ребята».

– В Грибники, – молвил Сэл.

Я вздрогнул. В который раз я слышал это слово, звучащее, словно какой-то столичный район. И тем не менее, такого района в нашем городе не было. Не было, и все. Но еще больше меня поразила реакция сторожа.

– А, так бы сразу и сказали, – и он открыл перед нами ворота.

Мы вошли. Передо мной открылся строительный мир во всей его красе – туча ям, железа, краны, самосвалы, какие-то опоры, блоки и бетон. Я говорю, передо мною, потому что мой спутник здесь явно бывал не впервые. Он двинулся по диагонали направо – к углу строящегося здания.

Я последовал за ним. Мы шли по пыльной летней земле, усеянной окурками и пустыми пачками от дешевых сигарет. Прекрасный день… великолепный день, в котором строители строили, охранники охраняли, а дизайнеры рисовали. И даже садовники ухаживали за клумбами и цветниками. Кроме одного.

Мы подошли к зданию. Подошли к той его части, которая была наполовину готова – во всяком случае, здесь были стены, а не просто сваи – а это уже немало. Людей не наблюдалось – лишь элегантные философские речи строителей слышались где-то в другом конце здания. А здесь царило спокойствие, которому не мешали даже редкие сигналы клаксонов от неизвестных водителей по ту сторону забора.

На первом этаже была дверь – и она была закрыта. Зачем закрывать дверь, которая все равно никуда не ведет, я объяснить не смог. Кто туда будет входить? С какой целью, если в это здание можно было попасть с любой стороны, просто пройдя между сваями. Тем не менее, на этой стороне здания часть стены была построена, и эта дверь вела к тому, что находилось за этой стеной. Я уже догадался, что там будет нечто особенное. Когда рядом Салоникус, всегда надо быть готовым к тому, что произойдет нечто особенное.

Сэл подошел к двери и достал из кармана жилета ключ. Надо же – ключ подошел. Дверь заскрипела и с трудом, но все-таки открылась. Сэл отошел в сторону и указал мне путь вовнутрь приглашающим жестом.

Я переступил порог и сделал пару шагов. Меня окружила темнота, но уличный свет позади меня дал понять, что нам придется пройти по коридору. Но вскоре исчез и уличный свет – мой спутник закрыл дверь, и наступила всепоглощающая тьма.

– А теперь куда? – спросил я.

– Как всегда – вперед, – ответил Салоникус. И в этот момент я услышал чирканье спички, а затем увидел пламя горящей свечи. Ее держал в руках Салоникус, и тут же они оба – Сэл и свет свечки вместе с самой свечкой – двинулись вперед. Я зашагал рядом.

Мы молчали. В этой жутковатой полутьме не хотелось ничего говорить – словно предчувствие какое-то, что нельзя говорить, и нельзя оглядываться. Однако через пару минут тишину нарушил Салоникус.

– И горе мне, если впал я в безмолвие…

– Или уставился на лик Луны, – подхватил я стих венгерского поэта, исполненный Вячеславом Бутусовым. – Сэл, эта песня что-нибудь значит? Ну, в нашей истории.

– А тебе обязательно узнавать все вопросы у меня? – спросил в свою очередь тот, кто шел рядом. – Разве ответы всегда должны быть из внешнего источника?

– Ну как тебе сказать? Если я не знаю, как движутся атомы, то я не воображаю себе, как они движутся, а иду к учителю физики и спрашиваю у него, как движутся атомы. Понимаешь, о чем я?

– Я – да, – ответил Салоникус. – А ты? Ты понимаешь.

Иногда он меня начинает… ну, не то, чтоб бесить, но малость раздражать.

– Я понимаю, что если я слышу песню, которую я сто лет уже не слышал, а потом напеваешь ее ты, то в этой песне определенно что-то есть. Вот это я понимаю.

– Отлично, – прозвучал голос Сэла в темноте. – Видишь, ты нашел ответ, не прибегая к внешним источникам. Попробуешь объяснить, что значит «впал я в безмолвие»?

– Ну вот мы идем с тобой по коридору непонятно куда и непонятно сколько еще идти. Мы молчали, и вот ты заговорил – значит, молчать по каким-то причинам было нельзя.

– Уже теплее, – согласился Салоникус. – Но здесь, в этом коридоре, мы можем молчать, сколько нам будет угодно.