Как оказалось, никто. Двери поезда закрылись, и он поехал дальше. Все нормально, как ни в чем не бывало. Я осмотрелся вокруг. Красивая станция, аккуратная, со скамеечками посреди платформы. Все, как полагается. Но сказать, что в ней было что-то особенное, я не могу – таких станций в городе немало. С этой был только один выход – направо виднелся эскалатор. Слева была просто стена.
Сквозь стены я ходить пока не умею, хотя при таком темпе развития событий уже ничему не удивишься. Хотя я все еще удивляюсь. Например, я в Грибниках. Но довольно стоять, разинув рот, и хлопать ушами. Я вижу впереди эскалатор, а лучшего способа вылезти из-под земли пока еще не придумали.
Эскалатор вез меня наверх – туда, где я еще не был никогда. И никто не был? Не знаю. Но ступеньки – это еще один мой шаг на пути к разгадке. Сколько этих шагов уже было сделано, и сколько предстоит – одному Богу ведомо. Богу и, возможно, Салоникусу.
Я стоял, а ступеньки ехали, открывая все больше и больше картину пространства свыше. Мой путь подходил к концу, и я уже видел, кто стоял на другом конце эскалатора. И ждал меня. Точнее, ждала.
– Женя, – сказала она. – Женя. Это ты. Неужели это ты?
Я шагнул с эскалатора и бросился навстречу Анжеле. Моей Анжеле.
… Я обнимал ее, прижимал к себе и не желал отпускать. Мое лицо тонуло в ее роскошных волосах, а она не переставала шептать:
– Он говорил мне, что ты приедешь, говорил, что ты скоро будешь. Он сказал, что здесь безопасно и через пять дней нас заберут отсюда. Как же хорошо, как же здорово, что ты наконец пришел.
Я лишь бормотал в ответ «Да, Анжела, да, я с тобой». И еще я успел подумать: «Молодец, Сэл – сумел обо всем позаботиться». И больше я ни о чем не думал. Мы воплощались в единое, дополняя друг друга своими объятиями, и не было на свете ничего важнее и ценнее этого. Я не знал, суждено ли нам было вернуться обратно, понятия не имел, что находится дальше по выходу на поверхность – не знал, и знать не желал. Я проглотил Часы Вселенной, и теперь их стрелки превратили тиканье в биение моего сердца, стучавшего в унисон с сердцем девушки, которую я видел второй раз в своей жизни. И которую готов был видеть всю свою оставшуюся жизнь.
– Я потом, – сказал я. – Потом тебе все-все расскажу. Все от начала до конца.
– Да-да, – шептала она, покрывая мое лицо поцелуями. – Потом, потом все-все мне расскажешь, – и повела меня за руку куда-то в сторону. Краем глаза я успел заметить, что мы находились на промежуточной площадке между эскалаторами.
– Куда…– начал было я, но Анжела приложила палец к губам и просто уволокла меня за маленькую зеленую дверцу, вырезанную прямо в стене.
За дверцей нас ожидала маленькая комнатушка со столиком в углу и кушеткой у противоположной стены. Но в тот момент я не оценивал обстановку и не размышлял. Мысли, мысли… что такое мысли, когда ты внезапно ощущаешь, что все свои прожитые годы ты был всего лишь каплей, оторвавшейся от родного океана. И вот эта капля возвращается в родную стихию. В груди моей танцевал зверь, тот самый волк, который мирно спит в обычных ситуациях, но скалит клыки, когда самец сближается с самкой. «Ну что, человек?», – рычит он, но в этом рычании слышится сарказм. «Человек, говоришь? Высшая ступень животного? А ведь все твое достижение лишь в том, что ты усложнил простые правила воссоединения с себе подобными». И рычит зверь, сдирая зубами бретельку с плеча любимой женщины, и беснуется, впиваясь губами в гладкую кожу, жаждущую грубых прикосновений.
– Зверь, – простонал я. И рухнул на кушетку.
… она налетала на меня волной, а я не спускал паруса и только энергичнее работал веслами.
… она рассыпалась на меня звездами, а я складывал их в Большой Ковш и зачерпывал еще больше звезд из ее бескрайнего неба.
…она раскрывалась мишенью, и я раз за разом натягивал лук, поражая безумными стрелами прямо в десятку. И тетива звенела в наших ушах чуть тише, чем сладострастно скрипела кушетка.
…она рассыпала бриллианты россыпью тела, а я жадно ловил их, стараясь не пропустить ни одного.
…она стягивала меня оковами страсти, и я их растягивал яростью зверя. В крови бурлили все мои предки, давшие мне жизнь – вплоть до первобытного сапиенса, высекающего искры из камней. И да, мы сегодня высекали искры, и пламя нашей любви сжигало кушетку, станцию «Грибники», столицу страны, саму страну и всю эту планету к некой весьма популярной и часто упоминаемой матери. Весь мир пылал, а мы поддавали ему жару – Анжела разжигала топку, а я раз за разом подбрасывал туда дрова.
И пусть кто-то когда-то напишет, что мы занимались любовью! Да слипнутся у автора этого клавиатурные клавиши, по которым он лупит своими лживыми пальцами! Это был бешеный секс, после которого самые выносливые быки падают, взрывая рогами утоптанную копытами пашню. Но я не бык, и я просто упал замертво.
О, Высшие Силы – а не слишком ли много счастья для одного человека за одну ночь? Я спал – сладко, крепко, безмятежно – впервые по-настоящему спал за много, много, очень много недель…
27