Кладезь безумия

28

Я лежал и смотрел в потолок. И никак не мог взять в толк одной вещи – Салоникус говорил мне, что Серж, старая обезьяна Серж здесь совершенно ни при чем. А он нашел Анжелу… я вспомнил, когда я звонил ему на Харьковском вокзале и спрашивал, что он знает про Анжелу. Он нашел ее фамилию – и теперь рядом со мной лежит леди Морфеева. Та же самая фамилия, что и в чеке, который я получил в супермаркете в своем собственном сне.

И тут же из подсознания всплыла мысль, которая меня больше всего и тревожила. Ведь если Сэл сказал, что Сергей не имеет никакого отношения к нашему делу (еще вопрос, что это за дело!), а он оказался причастен, то я допускаю, что это было сказано ради моей безопасности, ради какого-то тонкого хода, который необходимо было сделать, да ради чего угодно! Но ведь тогда и не факт, что Анжела тут ни при чем. Чего она тогда в метро на меня глядела и улыбалась? Каждый день сотни девушек проезжают в метро, и никто на меня не смотрит и не улыбается. То есть не то чтобы я такой уж страшный – вообще то, вовсе нет. Но парней моего возраста и куда симпатичней в метро тоже хватает. А она смотрела на меня. Как вот лежит и смотрит сейчас.

Я понимаю, что я верю этим глазам. В них любовь, таким глазам нельзя не верить. Но ведь и в глазах Сержио всегда была дружба и поддержка. А теперь, получается, он все знал. Знал все с самого начала. Ну конечно, он чуть было не сделал из меня идиота, когда заявил, что я остался у него ночевать! А я не оставался. Я уехал домой и был в ту ночь дома. И я не идиот.

– Жень, но как же так вышло, что твой друг тебе ничего не сказал? – спросила Анжела.

Я обнял ее и прижал к себе. А пошло оно все! Я верил ей и любил ее.

– Вот и я об этом думаю, – последовал ответ. – Думаю, и не могу понять. И теперь не знаю, что мне делать дальше.

– То есть как это – не знаешь? – спросило дивное существо с роскошными волосами, гладящими мою кожу. – Оставаться здесь и ждать завтрашнего вечера. За нами придут, и все будет хорошо.

– А я не уверен в этом, – ответил я. – Здесь слишком много непонятного, слишком много странного. Я не уверен, что все будет хорошо.

– Но что мы можем сделать? – сказала она. – Что? Вернуться назад мы не можем. За нами охотится твой Садовник…

– И граф Ночь, – добавил я.

– Кто такой граф Ночь?

– Еще одна загадка в этом процессе.

Мы лежали и молчали. Время куда-то уходило – говорят, время на самом деле никуда не идет, и вообще такого понятия не существует, это человек придумал, чтобы расстояния между событиями измерять. Но я физически чувствовал, как уходит время. С одной стороны, я хотел, чтобы оно прошло как можно быстрее. С другой – чувствовал, что чего-то здесь не хватает. Один вопрос еще необходимо было выяснить, прежде чем вступить на заключительную (я надеюсь) часть этой пьесы.

– Женя, – сказала Анжела, – расскажи мне о Салоникусе.

– О Салоникусе? – переспросил я. – Ну, прежде всего, он командор.

– А что это значит? Похоже на командир.

– Похоже, – согласился я. – Но мне кажется, его функция – сопровождать кого-то куда-то. Нечто вроде скаута, знаешь – в футболе такие ребята следят за перспективными игроками и вербуют в свой клуб.

– И ты думаешь, – произнесла Анжела, – что ты перспективный игрок, он тебя отследил и хочет завербовать в свой клуб?

– Судя по обрывкам его фраз и туманным намекам, нечто вроде этого, – был ответ. – Думаю, он считает меня не просто перспективным игроком, а каким-нибудь Зиданом прямо. Впрочем, может быть и так, что он попросту пудрит мне мозги.

– Не похоже, – тихо сказала Анжела, – не похоже, чтобы он пудрил тебе мозги. Судя по той охоте, что развернулась на тебя, ты действительно им чем-то ценен.

– Да, только я не могу понять, чем, – я сжал губы и уставился в потолок. – В моих снах, то есть, я думал, что это сны… А может, это и были сны… в общем, я видел свое детство. Детский сад, школьные годы. Понимаешь, я всегда любил рисовать. Вот только мои рисунки все высмеивали и не воспринимали всерьез. Сначала я обижался, потом привык. В общем, детская мечта стать художником затерялась где-то в темных лесах моего прошлого, и лишь эхом иногда отзывается в моей теперешней жизни.

– Однако эхо не такое уж и слабое, – заметила Анжела. – Раз уж ты закончил архитектурный и стал в итоге дизайнером.

– Это называется призвание, наверное. Но сейчас я ничего такого не рисую. Я имею в виду, своего. Макеты, фотошопы, допечатные подготовки. И все на компьютере. А мне хочется взять в руки карандаш, кисти и нарисовать что-то свое. Понимаешь, свое!

Я закурил сигарету и присел на край кушетки. Анжела примостилась рядом и обняла меня за плечи.

– Я понимаю, Женя. Понимаю. Хоть у меня и не было особых талантов – стихи, правда, сочиняла, но кто их не сочинял – но я могу понять, когда человек хочет оставить после себя след в этой жизни.