Кладезь безумия

И снился мне ветер. Будто я стою на перекрестке, передо мной – холст и краски, а в руке я держу кисть. Для полноты картины не хватает только берета. Может, он был, но его сдул ветер? Мне снился настоящий ураган, листья кружились вокруг меня, мимо пролетали сломанные ветви и ограды, а я обнимал свой холст и отчаянно пытался защитить его от катастрофы. Но я не справился – ветер вырвал у меня из рук неоконченную картину и понес куда-то вдаль.

И в этот миг вокруг стало стремительно темнеть.

Я смотрел вослед улетевшему холсту, когда услышал за спиной страшный рев. Как сказать – страшный? Можно сравнить с оцепенением, когда ты ночью сидишь на кладбище и проваливаешься в чью-то могилу. Все бы ничего, но когда ты уже почти вылез на поверхность, тебя снизу дергают за ногу. Этот лед ощущается физически – твоя кровь становится льдом. Но даже это я не испытал, когда услышал звук за спиной. Все было гораздо страшнее.

И я так реально все ощущал! Мне и в голову не приходило, что это может быть сон. Я не смел обернуться (только оглядываться мы не должны), но повернулся, так как знал, что увижу нечто, после чего все завершится. Но как же я ошибся!

Немецкий писатель Вильгельм Гауф в своей легенде «Холодное сердце» описал голландца Михеля – призрака из леса. Он был очень высоким. Когда я понял, кто передо мной, я пытался закричать – я хотел кричать, я не мог не кричать! Но не кричал. Крик не мог добраться до горла по обледенелым жилам. Только глаза продолжали видеть, но лучше бы они этого не делали…

Ибо ко мне из-за пустого горизонта приближался Он. Как бы его ни называли. В моем сне, записанном на видео, на дереве была надпись «ГРАФ НОЧЬ». И вот именно он и спешил сюда. Он очень спешил ко мне. И он был недоволен мною, я это понял по скорости перемещения его очень длинных и быстрых ног. Он был всего лишь силуэтом на горизонте, с очень длинными ногами и огромной, поистине гигантской головой. И с каждой секундой этот силуэт все возрастал, приближаясь ко мне.

Я вдруг понял, почему потерял способность спать в последнее время. Если бы я спал здоровым сном и видел бы здоровые сновидения, в одно из них пришел бы граф Ночь. Вот как сейчас, когда я наконец-то нормально сплю. Пришел, и забрал бы меня. Хотя нет. Растоптал бы.

А за силуэтом поднималась огромная волна. Как на море, когда ты плескаешься у берега, а потом дожидаешься волн и радостно под них ныряешь. Только сегодня радости мне было мало. И под эту волну мне нырять не хотелось.

Эта волна уничтожала все живое. Она сметала на своем пути все, что было на планете. Что могло быть более жутким и страшным, чем осознание этого момента? И все же такое нашлось. Впереди волны ко мне бежал Граф Ночь, и он успевал раньше, чем волна.

Вот тут-то я и начал кричать. В диком отчаянье и безнадеге. Младенец кричал, потому что пришел в этот мир. А я кричал, потому что ухожу.

АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА

* * *

– Женя. Женя! ЖЕНЯ!

Я вскочил и уткнулся лицом прямо в грудь Анжеле. Что может быть лучше такого пробуждения? Но я не успел понять, что это было пробуждение. Перед глазами до сих пор стоял (бежал! Ко мне!) граф Ночь, подгоняемый Прощальной волной. Прошло несколько минут, прежде чем дыхание пришло в норму.

– Женя, с тобой все хорошо?

Я поднял глаза и посмотрел на Анжелу. Да, эта была она. Настоящая. Она мне не приснилась, и вот этому-то как раз я был очень рад.

– Представляешь, – сказал я. – в фильмах в эти моменты герои обнимаются, целуются там и все такое. А я хочу вылить себе на голову ведро воды и почистить зубы. Видишь, какой я хреновый киногерой.

– Не переживай, герой, – подмигнула Анжела. – Не знаю, откуда ты взялся на мою голову, но ты теперь мой Аль Пачино.

– Аль Дурачино, – ответил я. Мы смеялись, как дети, над этой сомнительной шуткой. Нам просто было хорошо, чего уж там.

– А ванна – за той дверью, – показала рукой Анжела. – И там есть и паста, и щетка, и даже одноразовые станки. Твой друг обо всем позаботился.

Я дернул головой и попытался понять, что я не так услышал. На второй раз дошло.

– Мой друг?

– Да, этот милый парень, который и привел меня сюда.

Я вспомнил о Салоникусе. «Она в надежном месте», – сказал он мне.