Клады великой Сибири

Теперь я достиг цели. И отныне я – пират! Грозный, неумолимый мститель за опозоренную Россию! Вы, конечно, спросите меня: зачем я прикрываюсь черным флагом? Но ведь это так просто! Если бы я вывесил русский флаг, все державы обрушились бы на Россию и правительству не поверили бы, что я – частное лицо. Под флагом другой державы я подвел бы совершенно незаслуженно ту державу, чьим флагом воспользовался бы. Если бы я не воспользовался никаким флагом, то все равно узнали бы, что я – русский, и опять России никто не поверил бы, что я не ее военный агент. Итак, мне остается стать под черный флаг, который один способен устранить всякие недоразумения в международных отношениях. Я – пират для всех! Я отныне беспощадный враг и мститель Японии! Отвернитесь же от меня, возьмите то, что следует с меня, и пустите меня одного делать мое дело и лично отвечать за все. До сих пор я не делал еще ничего нечестного, и вы можете смело считать, что были чисты, подавая мне руку. Сегодня я поднимусь вместе с вами и доставлю вас куда хотите. Но умоляю вас молчать о том, что произошло. Впрочем, это и в ваших интересах.

Верлов умолк, скрестил на груди руки и гордо посмотрел на окружающих.

И вдруг широкие улыбки разлились по лицам Суравина и Бромберга.

– Охота была вам столько говорить! – весело произнес Бромберг. – Ведь ваш конечный план был давно ясен мне!

– Да и мне тоже! – подхватил Суравин. – Я сердцем угадывал правду.

– Ну и что же? – хладнокровно спросил Верлов.

– Я остаюсь с вами! – твердо произнес Бромберг.

– И я тоже! – сказал Суравин.

– Вы говорите это серьезно? – спросил Верлов, у которого глаза так и заискрились от прилива неожиданного счастья. – Значит… значит, вы готовы стать моими помощниками?

– Да! – в один голос ответили Суравин и Бромберг.

Вера не выдержала.

Она вдруг закрыла глаза руками и громко разрыдалась от наплыва счастья.

Бросив на нее быстрый взгляд, Верлов твердым шагом подошел к Суравину.

– Николай Саввич! – заговорил он взволнованно. – Еще минуту тому назад я не смел обратиться к вам с одной просьбой, решив пожертвовать своим личным счастьем ради главной цели. Но теперь, когда вы остались моим прежним товарищем и новые узы мести еще больше сблизили нас…

– Вы хотите просить руки Веры? Не так ли? – смеясь, перебил Суравин.

Вера вспыхнула, как пион, и словно испуганная птичка выскочила вон из каюты.

– Позвольте!.. Откуда?.. – растерянно залепетал Верлов.

– Э, да будет вам, дорогой мой! – махнул рукой Суравин. – Только одни влюбленные воображают всегда, что никто не замечает их любви! Ну а со стороны всегда видно.

Растроганный Верлов бросился на шею Николаю Саввичу и так сдавил его в своих могучих объятиях, что бедный купец чуть было совсем не задохся.

Вырвавшись из рук Верлова, Суравин выскочил на двор и через несколько минут возвратился назад с сияющей счастьем девушкой.

Бромберг от души поздравил Веру и ее жениха.

Из заветного шкафчика была вынута бутылка шампанского, и золотое вино заискрилось и запенилось в бокалах – в честь помолвленных.

Вечер на лоне природы был очарователен, ветра почти не было, и друзья, счастливые и довольные, долго сидели под открытым небом, любуясь звездами и серпом луны.

А когда, наговорившись досыта, все разошлись по местам, бледное утро уже сменяло тихую звездную ночь.

XXIII

– Значит, решено?

– Что именно?

– Да наша свадьба. Мы спустимся в каком-нибудь местечке, недалеко от глухого русского села, там перевенчаемся и тогда приступим к осуществлению моего плана.

Так разговаривали Верлов и молодая девушка, бродя три дня спустя по острову.

Казалось, все заботы на время совершенно покинули их, они полной грудью вдыхали свое личное счастье, предаваясь мечтам и строя планы не особенно далекого будущего.

– И какой он чудак, этот Бромберг! – воскликнула Вера.

– А что?

– Право, можно подумать, что это не человек, а машина. Зарылся в свои чертежи и цифры, не спит, не ест, бормочет вечно, что-то рисует, строит…

– И я уверен, что эта гениальная голова снова выдумает что-нибудь необыкновенное! – с уверенностью ответил Верлов. – Он – настоящий бог! Мы все по уму недостойны его мизинца.

– А между тем – ты заметил? – ведь он влюблен! – рассмеялась Вера.

– Заметил! – ответил со смехом Верлов. – Нянь-Си покорила ученое сердце, да и сама девочка, по-видимому, неравнодушна к нему. Уж чересчур что-то ухаживает она за ним!

– Правда.

– Только он не из тех людей, которые из-за любви забывают все на свете. Он прежде сделает дело, а потом займется любовью…

– Вроде тебя?

– Гм… пожалуй! Только в большем размере. Мы с тобой уже давно объяснились, а он и не думает об этом. Я уверен, что он выскажется лишь тогда, когда мой план будет совершенно закончен.

– К большой досаде маленькой Нянь-Си. Ты заметил, как у ней во время нашей помолвки глаза наполнились слезами?

– Заметил. Вообще, китаянка, по-видимому, очень сильно привязалась к нему. И знаешь, с какого времени? С того самого момента, как он купил ей через Чи-Най-Чанга шелковый костюм. С его стороны это был тоже первый вздох любви, хотя и неведомый ему самому.

– А над чем он сейчас работает?