Хроники Нарнии, как уверяет нас Льюис, возникли из его фантазии. Все началось с образа фавна, который торопится сквозь заснеженный лес, несет свертки и укрывается от непогоды зонтом. Знаменитое льюисовское описание творческого процесса демонстрирует, как возникшие мысленные образы постепенно разворачиваются, а затем уже осознанно соединяются в последовательный сюжет. Есть тут и очевидные существенные параллели с историей «Хоббита» Толкина. В письме У. Х. Одену (1907–1973) Толкин рассказывал, как в начале 1930-х годов, когда он до смерти скучал над школьными сочинениями (он проверял письменные экзамены для дополнительного заработка), вдруг откуда ни возьмись его осенила идея. «На чистом листе я нацарапал: „В земляной норе жил себе хоббит“. Почему — я сам не знал; не знаю и сейчас»[568]
.Но сам Льюис не считал, что он «сотворил» Нарнию. Однажды он даже обмолвился, что «творение» — «термин, вводящий в заблуждение». Он предпочитал рассматривать человеческую мысль как божественную искру[569]
, а писательский процесс — как приведение в некий порядок дарованных Богом элементов. Писатель берет то, что имеется под рукой, и находит этому новое применение. Как и садовник, насаждающий растения и ухаживающий за ними, автор — лишь один из факторов «в цепочке причин»[570]. Как мы убедимся, Льюис щедро пользовался «элементами», которые черпал из литературы. Его талант заключался не в умении изобретать такие элементы, но в искусстве, с каким он связывал их воедино, создавая шедевр, ныне именуемый «Хрониками Нарнии».Происхождение Нарнии
«Я решил написать детскую книгу!» — это внезапное заявление Льюиса, сделанное однажды утром за завтраком вскоре после начала Второй мировой войны[571]
, миссис Мур и Морин приветствовали добродушным смехом[572]. Мало того, что у Льюиса не было собственных детей, он и с чужими-то почти не имел опыта общения, разве что изредка со своими крестниками. Морин и миссис Мур посмеялись да и забыли, но эта идея так и не покинула Льюиса. Напротив, Нарния начала обретать в его воображении более отчетливые очертания, кристаллизовались идеи и образы, остававшиеся в далеком детстве.В целом сочинение «Хроник» оказалось достаточно быстрым и легким. Вопреки всем обрушившимся на Льюиса личным и профессиональным проблемам, он успел с лета 1948 до весны 1951 года написать пять сказок из семи. Дальше наступил период засухи до 1952 года, когда Льюис взялся за «Последнюю битву» (закончил он ее следующей весной). Наконец он сладил и с «Племянником чародея», который явно доставлял ему больше затруднений, чем все остальные части цикла. Набрасывать его он принялся вскоре после того, как закончил «Льва, колдунью и платяной шкаф», но завершил лишь в марте 1954 года.
Одни видели в такой легкости признак творческого таланта Льюиса, другие, и в особенности Дж. Р. Р. Толкин, сочли скорость, с которой появлялись «Хроники Нарнии», за симптом халтурной работы. Ведь в «Хрониках» нет сильного, тщательно прописанного фона, здесь сочетаются взаимоисключающие мифы и отсутствует последовательность. С какой стати в этот сюжет допущен Дед Мороз[573]
, недоумевал Толкин? Он же вовсе не из этого мифологического мира. И хуже того: Толкин подозревал, что Льюис позаимствовал у него кое-какие идеи и применил их в «Хрониках Нарнии» без ссылки и без благодарности.Понятно, какие причины были у Толкина для огорчения. Но следует напомнить, что исследователям творчества Льюиса удалось выявить в «Хрониках» значительно большую последовательность, чем предполагалось ранее, а также свойственное Льюису тончайшее — можно даже сказать, потаенное — использование средневекового символизма. Об этом мы поговорим в следующей главе.
Итак, откуда взялось название волшебной страны? Изучая классические языки под руководством Уильяма Томпсона Кёркпатрика в Грейт Букхэме, где-то в промежутке с 1914 по 1917 год Льюис приобрел атлас классической древности, изданный в 1904 году. На одной из карт он подчеркнул название старинного города в Италии — просто потому, что оно ему понравилось[574]
. Это была Нарния, современный город Нарни в Умбрии, практически посередине Италии (Льюис там никогда не бывал). Одним из самых знаменитых жителей этого города считается Люция Брокаделли (1476–1544), визионерка и мистик, ставшая святой покровительницей города. Этим сведениям едва ли можно приписать особую значимость для Льюиса, они важны для реальной истории Нарнии и культурной роли города на исходе Античности и в начале Средневековья (впрочем, отметим связь Люции-Люси с Нарнией). По-видимому, Льюису просто понравилось, как звучит это латинское название, и оно ему запомнилось (хотя это название города, а не региона или страны).