И наконец, существует ясный (хотя его обычно упускают из виду) литературный ключ к подлинным намерениям Льюиса — подзаголовки трех сказок. В современных изданиях эти подзаголовки часто убирают. Во-первых, полное название «Принца Каспиана» — «Принц Каспиан: возвращение в Нарнию». Этот подзаголовок ясно указывает на то, что сказку следует читать сразу после «Льва, колдуньи и платяного шкафа». И еще две сказки в цикле снабжены подзаголовком, причем одинаковым: «История для детей». Важный момент: так обозначены «Лев, колдунья и платяной шкаф» и «Последняя битва».
Почему это важно? Льюис, профессиональный исследователь английской литературы, был прекрасно знаком с литературными и риторическими приемами: он использует этот подзаголовок как
Животные в Нарнии
Одна из самых запоминающихся особенностей Нарнии — огромная роль, отведенная в ней животным. Некоторые критики считают это всего лишь приманкой для детей или желанием Льюиса вернуться в свой детский мир Боксен, где жили носившие одежду и умевшие говорить звери. Но к этому дело не сводится.
«Хроники Нарнии», помимо всего прочего, содержат критику современной Льюису «прогрессивной» мысли, когда было широко распространено позитивное отношение к вивисекции «для блага науки». Льюис, не колеблясь, выступал против модных идей 1930-х и 1940-х годов, в том числе евгеники и вивисекции, которые вызывали бурный энтузиазм Уэллса — сегодня их отвергли бы с порога как аморальные и бесчеловечные. В эссе 1947 года он вторит великому детскому писателю XIX века и такому же оксфордскому дону Льюису Кэрролу (1832–1898), возвышая голос против жестокости по отношению к животным. Льюис напоминал, что практика вивисекции вступает во внутреннее противоречие с дарвинизмом, которому обычно выражали свою приверженность биологи: как можно, с одной стороны, доказывать биологическое родство людей и животных, а с другой — настаивать на безусловном праве человека творить с животными все что вздумается?[589]
Более того: как мы убедились ранее, Льюис проницательно разъяснял, что евгеника и вивисекция подводят нас к весьма неприятным с точки зрения морали выводам. Евгенические теории 1930-х годов (теперь неловко вспоминать, с каким энтузиазмом поддерживали их либеральные круги западной Европы того времени) опираются на аксиому, согласно которой одни люди ниже других и потому ради выживания человечества размножаться следует лишь «лучшим». В период между мировыми войнами либеральная элита Европы аплодировала этой идее. И куда же эта опасная идея заведет нас, вопрошал Льюис?
Стоит отменить старую христианскую идею о принципиальном отличии человека от животного, и любой аргумент в пользу экспериментов над животными сгодится также и в пользу экспериментов над низшими типами людей[590]
.Слишком просто было бы счесть «Хроники Нарнии» инфантильной попыткой притвориться, будто животные могут разговаривать и испытывать какие-то чувства. Льюис вплетает в свое повествование до обманчивости тонкую критику определенных дарвиновских подходов к пониманию места человека в природной иерархии — и корректирует этот подход. Изображенные Льюисом четвероногие и разумные персонажи — это еще и протест против претензии человечества на право творить с природным миром все что вздумается.
Великолепные портреты животных в «Хрониках Нарнии» отчасти восходят к средневековым бестиариям, этим классическим описаниям живых и вымышленных существ, каждое из которых обладает особыми характеристиками и особой ролью в порядке творения. Каждое такое существо — свидетельство сложной взаимозависимости всех элементов природы. К этому Льюис добавил еще один важный элемент: его животные обладают сознанием и действуют в соответствии с законами морали.