Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

Если бы за пределами Вселенной существовала какая-то контролирующая сила, она не могла бы показать себя нам в виде одного из элементов, присущих Вселенной, как архитектор, по проекту которого сооружен дом, не мог бы быть стеной, лестницей или камином в этом доме. Единственное, на что мы могли бы надеяться, это то, что сила эта проявит себя внутри нас в виде какого-то приказа, стараясь направить наши действия в определенное русло. Но именно такое влияние мы и находим внутри себя[500].

Хотя этот закон известен всем, никто из нас не способен вполне соответствовать ему в жизни. Льюис предполагает, что основа ясного представления о себе и о мире, где мы живем, — наше знание морального закона и сознание нашей неспособности соблюдать его[501]. Это сознание пробуждает в человеке подозрение: «Что-то руководит мирозданием и проявляется во мне как закон, который побуждает меня творить добро и испытывать угрызения совести, если я содеял зло»[502]. Льюис считает, что именно это указывает на существование разума, который направляет и упорядочивает Вселенную.

Вторая линия аргументации затрагивает наш опыт желания. Этот подход Льюис ранее применил в университетской проповеди «Бремя славы», которую читал в Оксфорде 8 июня 1941 года. Льюис переработал это рассуждение в радиобеседе, сделав его более удобным для понимания. Вкратце это рассуждение можно изложить так: мы все тоскуем по чему-то, а когда нам удается этого достичь или этим завладеть, наши надежды оказываются разбиты и посрамлены. «Сначала, когда наша мечта осуществится, нам кажется, что мы ухватили жар-птицу за яркое ее оперение, но она тут же ускользает от нас»[503]. Как же понять это общее для человечества состояние?

Сначала Льюис обозначает две возможности, которые сам он явно считает неподходящими: либо считать, что разочарование вызвано поисками не в том месте, либо решить, что дальнейшие поиски лишь усугубят разочарование, а потому не стоит и пытаться искать что-то лучшее, чем этот мир. Но есть, говорит Льюис, и третий путь — признать земные чаяния лишь «копией, эхом или несовершенным отражением» истинного нашего отечества[504].

И далее Льюис развивает «аргумент от желания», утверждая, что всякому естественному желанию соответствует определенный объект и желание будет утолено лишь приобретением этого объекта или переживанием вожделенного опыта. А поскольку естественное желание трансцендентной полноты не может быть утолено ничем в нынешнем мире, остается лишь предположить, что оно утоляется чем-то за пределами этого мира, в том мире, на который нам указывает нынешний порядок вещей.

Льюис доказывает, что христианская вера истолковывает это стремление как ключ к истинной цели человеческой природы. Бог — конечная цель человеческой души, единственный источник человеческого счастья и радости. Подобно тому как физический голод указывает на существование реальной человеческой потребности — той, которая удовлетворяется пищей, — так и этот духовный голод указывает на столь же реальную потребность, утоляемую Богом. «И если я нахожу в себе такое желание, которое ничто в этом мире не способно удовлетворить, это, вероятнее всего, объясняется тем, что я был создан для другого мира»[505].Большинство людей, утверждает Льюис, знакомы с этим глубоким внутренним томлением, которое не утоляется ничем преходящим или сотворенным. И это чувство, как и различение добра и зла, служит «путеводной нитью» к смыслу вселенной.

Может показаться, будто Льюис представляет христианство в терминах «правил» и «законов», оставляя в стороне центральные темы этой религии — любовь к Богу и личное преображение. Но на самом деле это не так. В исследовании «Потерянного рая» Льюис говорит, что понимание добродетели формируется нашим видением реальности. Не следует думать, будто «поэт насаждает правила, тогда как на самом деле он зачарован совершенством»[506]. Льюис верит, что любовь к Богу вынуждает нас перестраивать свое поведение в свете того видения Бога, которое даруется нам верой и которое мы пытаемся воплотить в наших поступках.

И в аргументации от этики, и в аргументации от желания Льюис апеллирует к способности христианства «вмещать» и «прилаживать» наши наблюдения и опыт. Такой подход неразрывно связан с апологетическим методом Льюиса именно потому, что сам Льюис обрел в нем самый убедительный и полезный инструмент для извлечения смысла. Христианская вера снабжает нас картой, которая, как выяснилось, отлично совпадает с тем, что мы видим вокруг и ощущаем в себе.