Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

«Смыслообразование», по Льюису, которое предлагает христианское видение реальности, заключается в умении обнаружить гармонию между теорией и тем, каким предстает перед нами этот мир. Именно поэтому на Льюиса произвело сильное впечатление то христианское истолкование истории, которое Г. К. Честертон разворачивает в «Вечном человеке» (1925): ему казалось, что таким образом реальные события обретают смысл. Хотя в опубликованных трудах Льюиса до странности мало музыкальных аналогий, мы все же вправе сказать, что его подход помогает верующему расслышать гармонию космоса и осознать, как все детали совпадают эстетически — хотя, конечно, останется еще немало логических вопросов, которые требуется увязать.

Льюис часто подчеркивает, что его собственное обращение было в основном «интеллектуальным» или «философским», и это-де подтверждает способность христианства придавать реальности и рациональный, и питающий воображение смысл. Наиболее полную и внятную формулировку такого «смыслообразующего» подхода мы обнаруживаем в конце эссе 1945 года «Является ли богословие поэзией?» Здесь Льюис говорит о Боге как объяснении всего, и воспринимаемом зримо, и делающим зримым все остальное, подобно солнцу, освещающему пейзаж нашей реальности. Указав на эту способность христианского богословия принимать и сохранять в себе науку, искусство, мораль и нехристианские религии, Льюис подводит итог: «Я верю в христианство, как верю в то, что солнце взошло — верю не только потому, что вижу солнце, но и потому, что при свете его вижу все остальное»[507].

Легко критиковать «Просто христианство» именно за простоту идей, которые, несомненно, нуждаются в уточнении и более жестком философском и богословском основании. Но Льюис умел обращаться к разным аудиториям, и вполне очевидно, кого он представлял себе в качестве читателей этой книги. «Просто христианство» — труд популярный, вовсе не научный, он не предназначен для строгих глаз академических философов и богословов. Несправедливо требовать от Льюиса именно здесь подробных философских дебатов, которые обратили бы энергичную, отлично читающуюся книгу в трясину изощренных философских дефиниций. «Просто христианство» — неформальное рукопожатие, за которым может последовать официальное представление новых знакомцев и беседа. За его пределами остается еще многое, о чем стоило бы поговорить.

Тем не менее и в самом трактате есть немало пунктов, по которым вполне уместно критиковать автора, и главные моменты я считаю нужным отметить. Самый очевидный камень преткновения — «трилемма», к которой Льюис прибегает, отстаивая божественность Христа. С точки зрения Льюиса, идея, что Бог полностью раскрывается в Христе, имеет основополагающее значение. Как он писал Артуру Гривзу — опровергавшему такой подход — в 1944 году:

Учение о божественности Христа кажется мне не чем-то фиксированным, что можно сдвинуть с места, а тем, что выглядывает из каждой щели, так что пришлось бы размотать всю паутину веры, чтобы от него избавиться… А если устранить божественность Христа, в чем же тогда суть христианства? Как может смерть одного человека иметь для всех людей те последствия, которые провозглашаются на каждой странице Нового Завета?[508]

Но многие считали, что защите этой доктрины в «Просто христианстве» недостает той убежденности и силы, какая проявляется во всех других текстах Льюиса. Так называемая «трилемма» выдвигается Льюисом для устранения тупиковых путей к пониманию личности Иисуса из Назарета. Где его место на концептуальной карте? Исследовав некоторые связанные с этим вопросом проблемы, Льюис сужает все возможные ответы до трех: безумец, дьявольский обольститель, Сын Божий.

Простой смертный, который утверждал бы такое, — не великий учитель нравственности, а либо сумасшедший, вроде тех, кто считает себя Наполеоном, либо сам дьявол. Третьего быть не может: либо это — Сын Божий, либо сумасшедший или кто-то еще похуже[509].