Льюис критикует тех, кто считает любые ценностные утверждения (такие как «этот водопад прекрасен»)[518]
всего лишь субъективными выражениями чувств говорящего, а не объективными высказываниями, направленными на объект. Льюис полагает, что определенные объекты и действияВ 1944 году Льюиса пригласили прочесть лекции имени Кларка в Тринити-колледже (Кембридж). Глава колледжа Джордж Маколей Тревельян в приглашении от имени совета особо выделил ранние работы Льюиса, и более всего — «Аллегорию любви»[521]
. Эти престижные лекции, прочитанные в мае 1944 года, лягут в основу классического тома в серии Оксфордской истории английской литературы (Oxford History of English Literature, «O HEL», шутливо восклицал Льюис, обращаясь к друзьям и сокращая название серии до аббревиатуры). Это будет история английской литературы XVI века за исключением драмы.И наконец, «Расторжение брака», книга, в которой Льюис дал волю своему воображению. Эту написанную в 1944 году книгу Толкин называл «новой моральной аллегорией или „видением“, основанном на средневековых представлениях о кратком отпуске из ада, предоставляющем грешным душам возможность побывать в Раю»[522]
. Католические богословы набросились на Льюиса, обличая неверное понимание средневекового богословия в данном вопросе[523]. Разумеется, правильнее отнестись к «Расторжению брака» как к художественному допущению: что произошло бы, если бы обитателей ада время от времени допускали в рай?Сначала Льюис назвал эту книгу «Кто идет домой», но, по счастью, его удалось отговорить от такого названия. Главное достоинство этой книги — необычайная и мощно апеллирующая к воображению сюжетная рамка (этим «Расторжение брака» напоминает «Письма Баламута»), внутри которой появляется возможность исследовать давние и традиционные вопросы, в том числе пределы свободной воли и проблему гордыни.
Но самая важная, вероятно, черта этой книги — способность Льюиса продемонстрировать средствами нарратива, а не силой аргументов, как легко человек попадает в ловушку определенного образа мыслей и уже не может из нее вырваться. Жители ада, исследующие рай, настолько закостенели в своем искаженном видении реальности, что, сталкиваясь лицом к лицу с истиной, предпочитают ее не видеть. Льюис использует знакомые культурные клише своего времени, среди его персонажей — одержимый авангардом художник или же либеральных убеждений епископ, влюбленный в собственную репутацию интеллектуала, — и разоблачает бездоказательную аксиому эпохи Просвещения, будто человек узнает и признает истину, как только ее увидит. Человеческая природа, говорит Льюис, сложнее, чем допускает банальный поверхностный рационализм.
Хотя в целом творчество Льюиса военной поры опирается на рациональную и доказуемую аргументацию, применяемую при исследовании и отстаивании фундаментальных идей христианства, мы видим, как появляется новая чрезвычайно важная тема — способность художественного сюжета воплотить и передать истину. Эту идею необходимо иметь в виду при истолковании «Хроник Нарнии». Но для начала рассмотрим цикл из трех романов, также относящийся к периоду 1938–1945 года, который обычно именуется «Космической трилогией». Хотя точнее было бы — «Трилогия о Рэнсоме».
Обращение к прозе: «Космическая трилогия»
«Просто христианство» обозначило чрезвычайно важный этап в том подходе к апологетике, что Льюис развивал во время Второй мировой войны. По сути дела, он доказывает, что «карта» реальности, какую предлагает нам христианство, совпадает с тем, что мы наблюдаем воочию и переживаем на собственном опыте. Книги такого рода, включая «Страдание» и более позднее «Чудо» (1947), обращаются в первую очередь к разуму. Хотя Льюис был слишком опытным мыслителем, чтобы надеяться «доказать» бытие Бога — как Данте, он тоже помнил о «коротких крыльях» разума, — он все же считал, что аргументы и размышления могут продемонстрировать фундаментальную разумность христианской веры.