— Не до сна мне нынче — всю ночь заклинания читала. Я чувствую тьму. Джин опять был здесь. Всё ближе подбирается.
— Ну ты это… поспи. А если что, кричи, чтобы меня звали.
Слова Заряны навевали тревогу. Появилось ощущение, что взяв её под свою протекцию, я вступил в противостояние с какими-то могущественными тёмными силами. Даже засомневался, стоило ли связываться? Но идти на попятную было поздно.
А в Караузяк тем временем продолжали съезжаться вассалы Казимира с собственными дружинами. На берегу реки под стенами города белыми пологами раскинулся военный лагерь, а рядом с ним расположились крылатые ящеры, которых день ото дня становилось всё больше, как и шатров. Круглые сутки оттуда доносили пронзительные крики змеев, а по сельским дорогам к стоянке крестьяне вели стада овец, чтобы накормить эту прожорливую ораву.
Стали появляться новые лица и за общими трапезами — приезжие бояре, которых Казимир приглашал разделить с нами пищу. Все они были суровыми людьми, проведшими в походах не один год жизни.
Особенно мне запомнились два боярина. Один — высокий и худой, с чубом на бритой голове, длинной острой бородкой, азиатскими чертами лица и гнилыми зубами. Звали его Малюта. Второго звали Анвар — он напоминал татарина, был мелкий и щуплый. Левый глаз у него отсутствовал, а половина лица когда-то обгорела так, что теперь представляла собой мало приятное зрелище. Выглядел Анвар лет на сорок и отличался весёлым, диким нравом, который лично меня несколько настораживал.
Да и вообще от одного вида здешних вояк почти любому человеку из двадцать первого столетия сделалось бы не по себе. По современным меркам — полнейшие отморозки. А мне предстояло ими командовать, вести в бой, быть у них авторитетом.
Сам я тоже посетил лагерь у реки. Мы пошли туда вместе с Казимиром, его воеводой Чеславом и Всеславом Игоревичем. Надо сказать, что атмосфера, вопреки моим представлениям о средневековом войске, царила «рабочая». Дружинники и дружинницы (коих оказалось поменьше) готовились к дороге, приводили в порядок оружие и прочую амуницию, упражнялись, занимались сборами. Моральный дух был высок. Бойцы предвкушали хорошую добычу, которую посулил им Казимир.
Не упустил я и случай расспросить Всеслава Игоревича об управлении войском. Заодно в разговор коснулись тактики. Мой воевода опять удивился, что я забыл такие простые вещи, но всё же интерес мой удовлетворил.
Военное дело здесь оказалось, я бы сказал, примитивным. Большинство сражений проходили следующим образом. Конница выстраивалась несколькими рядами: впереди — самые сильные чаровники и богатыри в тяжёлых зачарованных доспехах, за ними — все остальные. Затем обе армии шли друг на друга стенка на стенку. По пути кидали магически снаряды, сколько успеют, а потом рубились врукопашную.
Иногда командующий мог послать войско не одной кучей, а двумя или тремя. В этом случае вначале в атаку шёл основной отряд, а потом — резервы.
Но подобные способы ведения войны были применимы лишь в том случае, если противник сражался так же. Если же в бою участвовали змеелёты, тактика отличалась.
Чтобы биться с летающим войском, тоже требовалась авиации. В небесном бою использовались разные манёвры: и обстрел, и таранный удар копьями, и рассыпной строй, и кольцо, и пикирование, и многое другое. Всё это в своё время жители приграничных областей переняли у горцев, которые хоть и дикими были, но воевать умели. Горцы же придумали систему условных сигналов. Приказы отдавались с помощью рожка, имевшегося у каждого командира десятки и сотни.
Наземные войска для поражения воздушных целей использовали в основном самопалы. Однако тех было немного, да и меткостью мог похвастаться мало кто из дружинников. Ещё меньше воинов владели дальнобойными чарами или призывом магических птиц.
Самопал мне тоже довелось увидеть. Это оказалось дульнозарядное ружьё, выстрел из которого производился прикосновением руки к металлической пластине. Та активизировала какой-то зачарованный камень, он раскалялся, поджигая огненный порошок — порох. Использовались они сугубо против воздушных целей. Против бронированной конницы самопалы считались абсолютно бесполезными.
Когда я после посещения лагеря вернулся поздним вечером в палаты, Молчан сидел в горнице и пропитывал огнеупорной жидкостью подкладку моих доспехов и свою стёганку. На улице уже стемнело, а горницу освещал настольный светильник с зачарованным хрусталём.
Поход назначили на послезавтра, но мой оруженосец готовился заранее. Он вообще всё любил делать загодя — такой это был обстоятельный, ответственный отрок. Внешностью он тоже обладал внушительной — крупный, щекастый, серьёзный. Было Молчану пятнадцать, а ростом вымахал выше меня, да и телосложение имел могучее. Ему оставалось ходить в отроках полтора года, после чего мог стать дружинником, если конечно, пройдёт отбор. Молчан умел управлять внутренней энергией и кидать солнечные копья.
— Как продвигаются сборы? — я присел рядом на скамью.