Читаем Клан Сопрано полностью

Алан: Тони Сопрано мертв.

Мэтт: Подожди, почему?

А: Эпизод «Сделано в Америке» начинается с Тони, спящего в тайном доме. У него закрыты глаза, не видно, чтобы он дышал, а камера снимает его под таким углом, что кажется, будто он лежит в гробу в похоронном зале, ожидая, когда ему придут отдать последнюю дань уважения его друзья, родственники и телезрители. Через несколько мгновений он, вздрагивая, просыпается. Но в последний час сериала мы видим Тони так, будто предполагается, что он уже мертв, просто нужно (как это было с Сильвио, на глазах которого убили Джерри Торчиано) некоторое время, чтобы осознать ситуацию.

Образ, похожий на покойника в гробу, — это не первая серьезная аллюзия смерти в финальном сезоне, она не единственная и в эпизоде «Сделано в Америке». В премьере сезона Бакала говорит о том, что случается, когда ты умираешь: «Ты, наверное, даже не слышишь, когда это происходит, так?» Эта фраза настолько важна для конца сериала, что ее повторяют в финале предпоследнего эпизода уже после того, как бедный Бобби получил ответ на вопрос. Образы смерти (или леденящего ада, витающего над всем) красной нитью проходят через финал сериала, и обычное для фильма восхищение погодными аномалиями в Джерси доходит до почти сверхъестественной степени. Когда Тони встречается в аэропорту с агентом Харрисом, или Бутчи, разговаривая с Филом по телефону, идет через оставшийся клочок Маленькой Италии, или когда Тони, Бутчи и Кармайн Младший сидят в похожем на пещеру отстойнике для грузовиков, куда они пришли восстановить разрушенный мир, холод, ветер и снег настолько ощутимы, что они действительно вызывают в памяти фразу: «Ты до смерти замерзнешь».

И даже еще до того, как мы попадаем в «Хольстен», съемка места действия отличается от всего, что было в истории сериала раньше.

М: Да, но почему преобладание образов, связанных со смертью и упадком, означает, что Тони должны застрелить за ужином именно в этот момент?

Я не стану утверждать, что такая трактовка финала неверна, но я не считаю, что все указывает на это.

В финальном кадре, взятым крупным планом, на лице Гандольфини нет даже тени страха или волнения. Он просто поднимает голову, услышав звук колокольчика, и, если бы мы имели дело с классической ситуацией, то решили бы, что в ресторан входит Медоу. Мы только что видели ее: она шла на ужин. Полагаю, вы можете возразить: кто-то, находящийся за кадром, проскользнул сбоку и выстрелил в Тони. Но еще раз: мне это кажется неубедительным, особенно потому, что парень в пиджаке «Только для членов клуба» еще не вышел из туалета. Это зрителю нужно, чтобы Тони в этот момент был мертв, а в самой сцене этому нет доказательства.

А: Но почему Чейз посвящает так много времени тому, что, кажется, совершенно не нужным в сцене? Почему во все остальные вечера и ночи мы не видим попыток Медоу правильно припарковаться? Чейз затягивает процесс парковки, чтобы у нас возникло предчувствие: сейчас произойдет что-то ужасное. Чейз дает нам возможность увидеть всех остальных посетителей — группа скаутов, двое неизвестных черных мужчины у музыкального автомата, мужчина в пиджаке «Только для членов клуба», похожий на Юджина Понтекорво, у стойки. Чейз хочет заставить нас задуматься, а не может ли кто-нибудь из них охотиться на Тони. Чейз все усиливает и усиливает напряжение (мужчина в клубном пиджаке проходит мимо Тони в мужской туалет), чтобы мы ожидали того, что случится, когда Медоу пересечет Броуд-стрит и зайдет в ресторан. Чейз повторяет слова Бакалы о смерти и вводит так много образов смерти в этот сезон и в последний эпизод, что мы понимаем: раз сцена прервалась затемнением, значит, Тони только что умер — либо от пули парня в пиджаке «Только для членов клуба», либо от сердечного приступа из-за того, что переел луковых колец.

Смерть — это то, что позволяет закончить историю, так? И мы все можем идти домой. Честно говоря, я даже не знаю, что мы тут обсуждаем.

М: Это самая очевидная интерпретация, но я не считаю, что единственно возможная интерпретация. У него мог быть сердечный приступ или очередная паническая атака. Или, может быть, герой, умерший в этот момент, — это зритель. Мы больше не смотрим фильм. Убили зрителя. А может, и вообще ничего не случилось в этой сцене, и Тони потом, возможно, умер от сердечного заболевания или Альцгеймера.

Если Чейз и компания намеренно подводили нас к мысли о смерти в финале, то почему тогда в предшествующих эпизодах авторы снова и снова демонстрировали нам, что им не интересно делать то, что очевидно. А ведь самая очевидное в гангстерском кино — убить главного героя, потому что так принято, потому что за преступления наступает расплата.

Помните также, что Тони — это Гомер Симпсон преступных боссов, чудесным образом избегающий смерти или тюрьмы, даже когда это настигает других героев. Этот парень словно заколдован. Что более в духе «Клана Сопрано» — убить заколдованного героя в финальной сцене или отказаться от этого?

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука