А сейчас? Сейчас я за Шредингера: меня равно интригуют мысли и о том, что Тони жив, и что Тони мертв. Я понимаю, о чем эта сцена. Я почувствовал тогда (и чувствую это сейчас) острый страх за Тони Сопрано и болезненное осознание хрупкости моей и его жизни. И для меня это в конечном итоге важнее, чем определенный ответ.
М: Мне кажется, что колокольчик олицетворяет погребальный звон, как в песне „Выносите своих мертвецов“ (
Может быть, финал имеет отношение к морали, но не в том смысле, в каком ее понимают люди, утверждающие, что Тони мертв. Возможно, концовка говорит: «Этот парень так ничего и не понял. И вы хотите походить на него?»
А: У нас лишь одна жизнь, и мы практически не можем контролировать ее продолжительность. Как мы выбираем свою жизнь? Тони Сопрано сделал множество неверных выборов, потому что рядом с ним были и другие люди — почти все те герои, с которыми мы провели у телевизора восемьдесят шесть плюс еще сколько-то часов.
Я думаю, мы с тобой согласимся в одном моменте относительно этой сцены, ведь так, Мэт?
М: В каком?
А: Очевидно, что он жив.
М: АЛАН.
Беседы с Дэвидом Чейзом
Часть первая. «Почему бы мне этого хотеть?»
Алан: Расскажите нам о своей матери.
Дэвид: Я много рассказывал о старых временах, о депрессии, о матери и прочих вещах, и я уже с этим переборщил. Я так много говорил о ней и ее давлении, потому что знал, что фильм именно об этом. Наверное, уже более восьми лет назад я сделал вывод, что у меня было счастливое детство во многих отношениях. Мне пришло в голову, что ее, быть может, обижали. Моя мать была очень забавной.
А: Далеко то место в Колдуэлле, где вы выросли, от дома Сопрано?
Д. Рукой подать, одна миля (
Матт: А пересекался ли мир мафии с вашим?
Д: Немного. У отца был строительный магазин в Вероне, Нью-Джерси, и он знал пару парней из швейной мастерской. Вот те имели контакты. Я много думал о них, живя в Ганновере. Когда я уезжал из Нью-Джерси и с Восточного побережья, у ребят из Северного Колдуэлла взлетел на воздух гараж, и одного человека застрелили в Розленде.
Возможно, я интересовался мафией потому, что я итальянец. Мы с отцом каждый четверг, вечером, смотрели «Неприкасаемых» (
Итак, отец каждую неделю смотрел «Неприкасаемых», но мафию, особенно итальянскую, гангстеров, они с матерью ненавидели. Им было совестно за этих страшных людей. Начав смотреть «Неприкасаемых», мы с другом решили стрясти деньги на обед со старосты восьмого класса, а тот пошел и рассказал директору!
Мой отец сказал: «Ты подражаешь самым ужасным и плохим людям на планете!» Больше он ничего не говорил, но был просто в ярости. Очередное подтверждение тому, что я бродяга, панк и все такое.
Но, как бы там ни было, он смотрел «Неприкасаемых». И многие люди это делали.
А: Я сразу вспоминаю Ричарда Ла Пенна. А ваш отец протестовал против того, что итальянцев часто изображали как мафиози?
Д: Тогда это было редко. В смысле — до «Крестного отца», который как раз и пробудил интерес к таким вещам.
А: А что вы помните, как впервые посмотрели его?
Д: Испытал разочарование, потому что читал книгу. Книга, в которой рассказывалась целая история, была лучше двух фильмов и захватила меня. Но фильм и книга — это разные вещи. Я смотрел потом первую часть, и мне она намного больше понравилась, хотя до сего дня я больше люблю вторую и третью части.
А: Как и когда вы решили, что хотите писать сценарии к телефильмам?
Д: Когда учился в киношколе. Я хотел быть режиссером, и вот там я узнал, что у фильмов есть сценарий. Поступил в аспирантуру киношколы. Мне было 21–22 года или около того. Снять фильм, даже маленький, — дорогое удовольствие. А чтобы писать, тебе нужны лишь бумага и карандаш.