Читаем Клан Сопрано полностью

Возможно, один сеанс Кармелы с Краковером больше похож не на терапию, а на агрессивное вмешательство, так как Мелфи посылает ее к нему в надежде, что Кармеле поставят ультиматум, которого избегает сама Мелфи. Но врач не должен говорить пациентам, что им следует делать. Заметим, что первый сеанс Мелфи с Кармелой один на один начинается так же, как и первый сеанс Тони. Кармела, как и Тони (известный кадр), рассматривает картины, сидя между ногами статуи женщины, руки которой сомкнуты над головой («Статуя мне не нравится»); и Мелфи быстро ведет пациента к размышлениям о ее жизни в отношении связи с преступным миром. Кармела интересуется, не связаны ли «колебания настроения» и периоды молчания ее мужа с недавней смертью его матери. Она жалуется, что живет «с этим двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю». А Мелфи упоминает подавленное состояние Тони из-за гипотетического «молодого человека» (в действительности Трейси), погибшего в «уплотнителе мусора». Это становится для Кармелы указанием на то, что Мелфи откуда-то знает про уплотнитель. «И что же это, по вашему мнению?» — спрашивает Мелфи, и ее спокойный голос и взгляд подтверждают, что она знает: Тони изменил детали «несчастного случая на работе». Упомянув о том, что «у Тони офис в стрип-клубе», который, как точно знает Кармела, место сборища гангстеров, и, как, возможно, она догадывается, реальное место «несчастного случая на работе», Кармела говорит Мелфи, что беспокоится, помогут ли Тони все ее усилия. И затем начинает плакать.

Следующий шаг Мелфи — это направление Кармелы к Краковеру — психотерапевту, который говорит: «Многие хотели бы оправдать нынешние проблемы тем, что случилось в детстве. Вот во что превратилась психиатрия в Америке». Он рассказывает о прощении — терапевтическом ответе на признание, но без ладана и рясы. Прощение прошлых грехов плюс акты покаяния и обещание «грешника» попытаться стать лучше. Краковер сам этим не занимается. Вряд ли Мелфи отправила Кармелу к нему, не предвидя его реакцию. В действительности Мелфи выбирает для Кармелы такого психотерапевта, который выскажет ей свое мнение о ее жизни с Тони — сходное с мнением самой Мелфи, но более резкое.

Несмотря на ее традиционалистскую веру в «лечебные разговоры» по методике Фрейда, в Мелфи скрывается кто-то еще — тот, кто верит в общественный договор и хочет, чтобы все стали лучше, чем они есть, ради их же собственного блага. На некоторых сеансах с Тони, включая и самый первый, она не только принуждала его говорить о матери, но и заставляла признать в качестве главной причины его депрессии (а возможно, и единственной причины) связь с преступным миром. Тони редко вступает с Мелфи в прямую конфронтацию, потому что, делая это, он бы соглашался с необходимостью изменить жизнь и стать кем-то другим. Эта мысль пугает всех, не только гангстеров, а само действие требует слишком много работы от того человека, который ленив во всем, кроме еды, убийства, кражи, выявления и устранения доносчиков и трахания.

К тому же социальная структура общества делает почти невозможными изменения — если только человек не попадет в систему защиты свидетелей или решит бежать прочь и жить в безвестности (а возможно, в нищете). Но и в этом случае он не перестанет волноваться, что в дверь постучит высокий итальянец в черной кожаной куртке и с волосами, собранными в хвостик. Как в мире Тони, так и в более цивилизованном мире, у которого он сидит на шее, существует установленный порядок — цепочка команд, без которой развалится вся система. Эпизод «Второе мнение» показывает, что случается, когда люди разрывают эту цепочку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение