Читаем Клан Сопрано полностью

С этого момента и до финальной конфронтации с Тони серия «Кто бы это ни сделал» показывает нам совершенного другого Ральфи: сдержанного, погруженного в себя и глубоко переживающего. У Ральфи непривычное для нас выражение лица[270], когда Тони признается, что спит с Валентиной — шаг настолько эгоистичный и жестокий в этот момент (как раз когда жизнь Джастина под угрозой, когда Тони знает, что Ральф слишком охвачен горем, чтобы затеять скандал), что симпатии зрителей на короткое время перемещаются с Тони на Ральфи.

Но так, конечно, долго продолжаться не может. Да, Ральфи ошеломлен почти что смертельным несчастным случаем с Джастином и тем, как долго придется сыну восстанавливаться. Да, возможно, он ищет совета отца Фила, хотя в жизни Ральфи больше грехов, чем у любого другого персонажа. Да, возможно, он сравнивает свое горе с тем, что пережила Розали, которая выгнала его в начале сезона. Но в глубине души он все равно мерзкий, эгоистичный подонок, который издевался над Трейси и, ни на секунду не задумавшись, убил ее, который изменял Ро и тут же бросил ее, как только ему наскучила ее печаль. Однако здесь мы видим более сложного и многостороннего Ральфи, чем тот, который воспринимался раньше просто как заноза для Тони. Даже решение сценаристов перенести часть действия в дом Ральфи воспринимается как закономерное, показывающее, что у Ральфи была своя жизнь — вне конфликтов с Тони и контактов с другими мафиози.

Тони мирился с Ральфи, потому что он больше всех зарабатывал для Семьи и потому что, по правилам мафии, нельзя наказать гангстера за смерть какой-то стриптизерши. Тони приходилось находить более мягкие способы реванша.

А затем случается пожар.

Устроил ли его сам Ральфи? Мотив у него был: он жаловался Тони, как дорого содержать больную лошадь. Но Ральфи все отрицает. Однако Тони верит, что это его рук дело, — и какое «прекрасное, невинное создание» имеет в виду Тони, когда крушит голову Ральфи о плитку в кухне и когда душит его — Пирожка или Трейси? Со времени убийства Трейси прошло некоторое время, а привязанность к Пирожку совсем недавняя, осязаемая и не запятнана виной[271]. Лошадь была прекрасным, невинным созданием, которое Тони любил, с которым сидел во время болезни и чьи победы он праздновал. Его чувства к Пирожку были чище и глубже, чем к большинству людей в его жизни.

Итак, Тони подозревает Ральфи в поджоге и наверняка знает, что он убил Трейси (преступление, в котором Тони ощущает себя соучастником) — и происходит знаменитая вспышка гнева Сопрано, что приводит к одной из самых отвратительных и жестоких драк во всем сериале[272].

И вот перед нами лежит тело самого эффективного, хоть и ненавистного работника Тони.

Кухонная драка началась внезапно (после долгой беседы о Пирожке и секретном ингредиенте, который Ральфи добавляет в омлет[273]) и имела под собой так мало очевидных оснований, что не вызвала катарсиса, — а это непременно бы произошло, если бы случилась в финале «Университета» или позже в третьем сезоне. После продолжительного уничтожения следов убийства[274] Тони и Кристофер ждут до темноты, чтобы вынести останки. Тони, ошеломленный дракой, испачканный кровью, отчасти даже ослепленный струей из баллончика репеллента от насекомых, который использовал против него Ральфи, врет Кристоферу (и ложь здесь очевидна), что нашел Ральфи уже мертвым, но Кристофер под героином и так сконфужен тем, что Тони видит его в этом состоянии, что ни о чем не спрашивает. Расчленение трупа, как и драка, которая привела к нему, отвратительно и вызывает тошноту, но есть в процедуре и частичка черного юмора: Кристофер озадачен, когда с отрубленной головы[275] Ральфи слетает парик, а еще когда они оба понимают, что грохот в доме создает шар для боулинга, который Тони вытащил из сумки, чтобы упаковать туда голову. Как и убийство Барри Хайду, исчезновение Ральфи Сифаретто — еще одна ситуация, сближающая ученика и наставника, потому что сейчас у них есть общая тайна. Если мафиози из клана не поняли желания Тони убить Ральфи после смерти той, кого они называли шлюхой, то как они отреагируют, узнав, что босс сделал это из-за лошади? Однако неконтролируемый гнев Тони и наркотическая зависимость Кристофера лишают обоих разума.

После поездки за пределы штата, чтобы захоронить кисти рук и голову на ферме отца Майки Палмиса (где Тони снова доказывает, что он обладает большими талантами, чем его подчиненные: управляя бульдозером, копает твердую, замерзшую землю), наступает время умыться и поспать в «Бинг».

В финале Тони видит свое отражение в зеркале в гримерной «Бинг», которая украшена фотографиями нынешних и прошлых танцовщиц. В стандартной телеверсии, показанной каналом HBO в 2002 году, снимки слишком размыты. Вы только могли догадываться, что там есть и фото Трейси. Это намек на сюжетную линию «прекрасного, невинного создания»? Может быть, но подтверждения нет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение