Наконец в спальню вернулась Пэтти, в запахнутом халате, с распущенными по плечам волосами. Чак ожидал, что она подойдет к нему, и вдруг понял: что-то случилось. Он сел, вновь став собранным, от прежней расслабленности не осталось и следа.
– Кто звонил? – спросил он.
– Банни, – равнодушно отозвалась Пэтти.
– И?
– Наша сделка отменяется. – Она подошла к шкафу, взяла простую строгую юбку и блузку. Захватив нижнее белье, она вышла, чтобы переодеться в другом месте.
– Почему отменяется? – Чак вскочил с кровати, стал поспешно одеваться и услышал, как хлопнула дверь. Пэтти ушла, ничего ему не ответив. Возможно, она и не слышала его вопроса.
Когда он, одетый, сидел на кровати, зашнуровывая ботинки, Пэтти вернулась, вошла в спальню и принялась причесываться. На ее лице не отражалось никаких эмоций. С молчаливым равнодушием девушка наблюдала, как он возится со шнурками, и Чаку показалось, что их разделяет расстояние как минимум в световой год. Казалось, спальня была пропитана ее холодным безразличием.
– Объясни мне, почему сделка отменяется? – вновь спросил Чак. – Что конкретно сказал Хентман?
– Он сказал, что твой сценарий уже не потребуется и, если я позвоню тебе или если ты позвонишь мне… – Впервые с момента видеозвонка она посмотрела на него в упор, словно вновь увидела. – Я не говорила, что ты здесь. Он сказал, если я побеседую с тобой, то должна передать, что он обдумал твою идею, и она никуда не годится.
– Моя идея никуда не годится? – оторопел Чак.
– Да, – подтвердила Патриция, – весь твой сценарий. Он получил то, что ты отправил, и решил, что написанное ужасно.
Чак почувствовал, как его уши вспыхнули и заледенели одновременно. Боль, словно иней, перекинулась на все лицо, губы и нос занемели.
– Он попросил Дарка и Джонса, – безжалостно добавила Пэтти, – своих постоянных сценаристов, написать что-то совершенно иное.
– Я должен ему позвонить? – спустя некоторое время хрипло выдавил из себя Чак.
– Он не просил об этом. – Пэтти закончила причесываться и вышла из комнаты. Чак поднялся и последовал за ней и нашел ее в гостиной. Пэтти стояла у видеофона и набирала номер.
– Кому ты звонишь? – потребовал ответа Чак.
– Какая разница? – отозвалась она. – Звоню, чтобы меня пригласили на ужин.
– Я могу пригласить тебя, – надтреснутым от досады голосом предложил Чак. – Я бы с удовольствием поужинал с тобой.
Пэтти даже не потрудилась ответить и продолжала набирать номер. Подойдя к скамье, выполненной, как и остальная мебель, в стиле неопреколумбизма, Чак принялся складывать в стопку страницы своего сценария. Тем временем Пэтти демонстративно начала разговор. Ее голос звучал низко и приглушенно, но слова были вполне различимы.
– Увидимся, – бросил на прощание Чак, надел пальто и вышел из конапта.
Поглощенная видеоразговором Пэтти даже не взглянула в его сторону.
С бессильным гневом он захлопнул за собой дверь и поспешил по устланному ковром коридору к лифту.
«Боже, я все еще пьян, – дважды споткнувшись, подумал он. – Может, это все – галлюцинация, вызванная смесью GB‑40 и… Ганимедский вузфур или как там его называла Патриция?»
Казалось, его мозг выстыл, умер и иссох от возбуждения, а дух оцепенел. Все, о чем мог думать Чак, – это как выбраться из этого здания, потом из Санта-Моники и вернуться в свой замызганный конапт в Северную Калифорнию.
Прав ли Лондон? Чак не мог сказать наверняка. Быть может, Пэтти сказала правду: страницы, которые он отправил Банни, ужасны. Вот и все. Но если посмотреть на это с другой стороны…
«Надо ему позвонить, – решил Чак, – и прямо сейчас. Нужно было сделать это еще у Пэтти».
На первом этаже Чак нашел платную видеотелефонную будку и набрал номер конторы Хентмана. Но вдруг повесил трубку обратно на крючок. «А хочу ли я знать и смогу ли вынести эти знания?» – спросил он себя.
Чак отошел от будки видеофона, постоял немного, а затем решительно прошел через парадный вход и очутился на улице. Начинало смеркаться. «Стоит подождать, пока в голове не прояснится, – решил Чак, – пока не выветрится дурман, вызванный наркотиком, который подмешала в мой коктейль Патриция». Засунув руки в карманы, он бесцельно побрел по тротуару. С каждой минутой страх и отчаяние все больше овладевали им. Все вокруг как будто разваливалось на части, и Чак не мог удержать рушащийся мир. Он совершенно обессилел. Происходящее вокруг напоминало мощнейший ураган, бороться с которым было невозможно.
Из микрофона наушника прозвучал приятный механический голос: «С вас двадцать пять центов, сэр. Купюры не принимаются, внесите оплату монетами». Чак моргнул, протер глаза, огляделся и вновь обнаружил себя в будке видеофона. Но кому он звонит? Банни Хентману? Порывшись в карманах, он нашел четвертак и опустил его в прорезь для оплаты. На экране тут же возникла картинка.
Он звонил не Банни. На экране появилось лицо Джоан Триест.
– Что-то случилось? – участливо спросила она. – Скверно выглядишь, Чак. Ты не заболел? Откуда ты звонишь?
– Я в Санта-Монике, – ответил он.