К тому же у многих недельная заработная плата, полученная в субботу, уже в большей своей части проходит по ночам сквозь пальцы до понедельника, и лишь в самом лучшем случае даже от богатых заработков остается лишь столько, чтобы прожить без займа несколько дней, самое большее до ближайшей пятницы или субботы. А после этого удивляйтесь такому классически правильному хозяйничанью! Пусть себе оно идет в долг! Более молодые, еще неженатые люди или совсем молоденькие бурши еще легче и быстрее доходят до конца. Шайка подобных лиц бегает иногда из кабака в кабак, кутит до восхода солнца, если не предпочтет иной раз посвятить последнюю часть ночной темноты уличному безобразничанью и дикой порче заборов частных лиц и всего, до чего можно добраться снаружи в частных домах. И это – лишь частица и образчик приложения на практике в кабаке изученной классовой борьбы. Таким-то достойнейшим образом беспутное юношество готовится к предстоящей брачной жизни. От таких самых диких экстравагантностей можно сделать заключение и к более слабым вариантам, в которых предпочтительно и иные держатся и проявляются средние по оттенкам группы рабочего юношества.
3. Что же в этих кратко охарактеризованных состояниях является причиной и что следствием? Есть ли разрушающая брак и семью причина, по которой так усиленно посещаются массами кабаки? Или же, наоборот, в демогогически-покровительствуемом и использованном культе кабака надо искать причину разложения брака? Мы думаем, что здесь имеет место взаимность и что трудно было бы вполне отделить друг от друга оба эти обстоятельства. Если бы семья не была уже испорчена по другой причине, например фабричными привычками, то вербовка клиентов в кабаки на собраниях и в агитациях не удавалась бы, как удается теперь. Решают дело не одни дурные влияния, но и восприимчивость к ним. Было бы, однако, праздным занятием производить в этом направлении дальнейшие исследования; довольно одних фактов, чтобы вывести из них практически правильное заключение.
Если бы невозможно было снова сделать серьезным нравственным принципом упорядоченную жизнь полов, то на всяком социальном спасении надо было бы поставить крест. Персонализм, как мы покажем в ближайшем отделе, по необходимости антиколлективистичен. Он пользуется прочными, самостоятельными единицами, чтобы существовать. Поэтому чем больше какое-либо состояние приближается к коммунизму полов, тем оно менее пригодно для солидного общества. Ради простоты представим себе только два брака соединенными вместе, и смешивающимися друг с другом. Тогда каждая жена будет обладать каждым мужем наполовину и, наоборот, каждый муж каждой женой тоже только наполовину. Это было бы буквально полусветом, в еще более резком смысле слова, чем обыкновенное его значение. Если вообразить себе четыре этих лица по углам квадрата, то дети получились бы не только прямо, но и накрест, т. е. между каждыми двумя парами не только по сторонам квадрата, но и по диагоналям. Точное исчисление всех комбинаций дает еще более значительные числа, коль скоро к двум парам прибавим еще одну. Многоугольники и многие диагонали, через посредство которых можно наглядно представить себе пестроту отношений, дают милую смесь скрещиваний; смесь по такой схеме, однако, имеет еще хоть то преимущество, что при предположении не слишком большого числа лиц остается все-таки наглядно видной.
В действительности особенно если дело идет о массе, число комбинационных групп, разумеется, было бы ограниченно. Между различными возможностями решил бы дело самый беспутный произвол. Никакой род коммунизма не знает какого бы то ни было действительного права. На место права становится чистый произвол случая, и смесь, как в суррогате собственности, так и в суррогате брака – единственно возможная форма отношений и качества детей получились бы такого же сорта. Расположение ублюдков было бы результатом такого разврата. Даже царство животных не знает такого искуственно-уродливого взаимного переплетения; при всей своей дикой свободе оно до некоторой степени ограничивает себя, и только человек, это сверхживотное, обладает привилегией по своей фантазии переходить всякие границы и ставить в порядок дня самые нелепые безобразия. Но зато он имеет и приятное преимущество при одном уже приближении к чудовищности почувствовать, чего стоит такая фантазия и куда она ведет. Поэтому опасны собственно только разлагающие предварительные стадии, которыми обусловливаются эти чудища фантазии, а не дряхлые попытки осуществить их, при которых неспособность к жизни этих порождений произвола должна тотчас же обнаружиться.